Торбеевская семилетняя школа. Василий Семёнович Фатуев | 16:08 |
Торбеевская семилетняя школа.
Василий Семёнович Фатуев Воспоминания выпускника школы - Михаила Ивановича Болдырева Я не располагаю ни какими документами о строительстве и открытии этой школы, поэтому всё, что будет изложено далее, это то, что сохранилось в моей памяти.
До открытия школы, в которой я учился, в деревне Торбеевка была церковно-приходская школа 4-летка. Обучались в ней все в одном классе: и первоклашки, и «выпускники». Учителем там работал Василий Потапович (фамилия его мне неизвестна), о котором мой отец, Иван Васильевич, окончивший четыре класса этой школы, отзывался с большой теплотой и как об очень хорошем человеке. Новая школа была построена вне ближайших селений – Торбеевки и Хованки – на южном склоне балки, по которой протекает небольшая (можно перешагнуть) безымянная речка. Местные жители называют её просто ручьём. Школа была деревянная, оштукатуренная снаружи и внутри. Рассчитана она была на обучение детей семи деревень: Торбеевки, Хованки, Заварзино, Бибиково, Кондрово, Синяевки, Рассошки и двух посёлков – Садовой Горки и Гремячего Колодца. Ребятишек школьного возраста набиралось много. Я начал учиться в этой школе 1 сентября 1939 года. Помню, что в «моём» классе было 42 ученика. Мальчики и девочки учились вместе. Директором школы в довоенные годы работал Пашовкин. Имени и отчества его точно не помню, кажется, Александр Сергеевич. Жена его тоже была преподавателем. У них было двое детей – Алик, на год старше меня, и Маша, года на четыре старше своего брата. Семья жила в двух комнатах в северном крыле школы (комн. 9 и 10, см. схему 1).  Вырезка из газеты «Сталинское Знамя» от 7.09.1941 г Школа была по тем временам хорошая: большие светлые классы (комнаты), просторный широкий коридор. Отопление до 1945 года было печное. В каждом классе имелось по круглой печке, сложенной из кирпича, с металлической оболочкой. Диаметр печек составлял примерно полтора метра, высота – почти до потолка. Не было печки только в учительской. Эта комната обогревалась за счёт того, что стена между этой комнатой (№2 на схеме 1) и учебным классом (комн. №3 на схеме 1) на метр не достигала потолка. То есть печка учебного класса обогревала и учительскую. Освещение осуществлялось с помощью керосиновых ламп. В 1944 году к школе подвели электролинию от водокачки, то есть от Гремячего Колодца. Электричество в окрестных сёлах появилось несколькими годами позже.  В школе ежегодно устраивалась новогодняя ёлка. Устанавливали и наряжали её в классной комнате №4 (схема 1). В 1941 году ёлки, разумеется, не было. В этом году занятия начались как обычно – 1 сентября. Они были прекращены дней за 10-15 до оккупации Узловского района фашистами. Помню, что 7 ноября в школе состоялось торжественное собрание, посвящённое 24-й годовщине Октябрьской революции. По вечерам уже слышались далёкие раскаты артиллерийской канонады. Вскоре занятия были прекращены, а в школе расположился военный эвакогоспиталь. Несколько раненых красноармейцев, скончавшихся от ран в этом госпитале, были спешно похоронены в балке напротив школы вблизи от ручья. Я оказался очевидцем того, как весной 1942 года этих погибших бойцов откопали из братской могилы. Было их 5 или 6 человек. Помню, как у одного из красноармейцев, когда их вынимали из ямы, из кармана брюк выпала граната РГД-33. Я и мои сверстники тогда уже знали много боеприпасов – и наших, и немецких. По-видимому, боец этот умер раньше, чем попал на операционный стол, иначе гранату у него обнаружили бы и убрали.  Люди, которые занимались перезахоронением наших погибших бойцов, проверили все карманы их одежды – искали медальоны с возможными именами их владельцев. Помню, что у одного из бойцов в нагрудном кармане гимнастёрки был обнаружен такой пластмассовый (эбонитовый) медальон с сохранившейся запиской. Медальон этот забрал один из взрослых парней из деревни Хованка. Но потом этого парня забрали в армию, и он погиб на фронте. Медальон пропал. Поэтому когда устанавливали памятник на могиле, на нём не было указано ни одной фамилии. Бойцов этих в тот же день при большом стечении жителей Торбеевки и Хованки похоронили в метрах 10-15 от южного фасада школы (см. п. 2, схема 2). Схоронили их всех в одной братской могиле без гробов. Позже, в начале 50-х годов, на могиле был установлен памятник. Могила и памятник сохранились и в настоящее время, а вот школы давно уже нет.  Так выглядела первая братская могила в Торбеевском школьном саду (Позднее на братской могиле установили другой памятник, на котором уже появились имена и фамилии похороненых красноармейцев. Прим. Ред.)  А так она выглядит сейчас. Фото сентября 2012 года После разгрома под Москвой немцы так спешно бежали из Торбеевки и окрестных сёл, что не успели ничего ни сжечь, ни взорвать. Восстановлением школы после изгнания оккупантов, то есть после 14 декабря 1941 года, занимался уже новый директор – Фатуев Василий Семёнович. Был он инвалидом: вместо левого глаза имел протез. Как и при каких обстоятельствах он лишился глаза мне не известно. В первые годы директорства он проживал там же, где до него жил Пашовкин. Потом Василий Семёнович построил себе дом в посёлке Садовая Горка вблизи дома К. А. Филякова и сразу же заложил фруктовый сад. К середине января 1942 года школу более или менее привели в порядок и учебные занятия возобновились. Я в это время являлся учеником 3-го класса. Помню, как было холодно в классе, топлива не хватало. Мы сидели на занятиях в зимней одежде, включая шапки; мёрзли руки, чернила в чернильницах замерзали. Учеников в классе насчитывалось уже не 42, а значительно меньше: многим попросту не в чем было ходить – не было тёплой одежды и, вдобавок, дети были ещё и голодные. Тут нельзя не упомянуть и про случай с моим одноклассником - Васей Козловым. После изгнания немцев в окрестностях осталось много всяческих боеприпасов. Вася нашёл немецкую гранату с деревянной ручкой и захотел взорвать её. Он выдернул чеку и бросил гранату, но та улетела недалеко – всего метров на 5 или 6 и, упав, не взорвалась. Тогда Вася решил поднять и успеть бросить её ещё раз. Мальчишка быстро подбежал, схватил боеприпас в руку, но бросить уже не успел – прогремел взрыв! Вася какое-то время был жив – мы видели его раненого, – но по дороге в узловскую больницу умер.  Военные экспонаты Торбеевского музея. Фото сентября 2012 года У многих учеников дома остались только матери, поскольку отцы и старшие братья ушли по мобилизации в армию, причём, на многих из них к этому времени уже были получены похоронки. Люди, работавшие на госпредприятиях, включая железную дорогу, получали по карточкам 800 граммов хлеба на день, иждивенцам давали по 400 граммов хлеба и больше ничего. Большинство же жителей сёл являлись колхозниками и работали за трудодни или как тогда в народе говорили – за «палочки», по которым после уборки урожая давали небольшое количество зерна (в разные годы от 200-300 г до 1 кг) и небольшое количество денег (от 20-30 копеек до 1 рубля). Жили, в основном, за счёт огородов: картошка была. Особенно тяжёлой оказалась вторая половина зимы 1941-1942 года. Немецкие солдаты сильно опустошили и без того небогатые запасы продовольствия у селян. Они почти поголовно истребили домашнюю птицу – кур, уток, гусей. У многих родителей, например, в зиму было оставлено штук 15-17 кур, к концу же оккупации, которая у нас в Торбеевке длилась всего 3 недели с 27 ноября по 14 декабря, сохранилась лишь одна курица и петух. Главное – чтоб корова уцелела! Это была кормилица. Однако, кормилицу эту, в свою очередь, нужно было кормить. Летом она паслась на пастбище. Тяжёлой проблемой являлось заготовить корм на зиму. Это сейчас – не ленись только, корма (сена) можно заготовить сколько необходимо. А тогда за скошенную сотку или даже полсотки травы на колхозном лугу (а всё вокруг тогда было колхозное) запросто можно было угодить в тюрьму. За насыпанный в карманы килограмм зерна – тоже в тюрьму! Косили или рвали траву руками тайком ночью где-нибудь в балке у ручья, а сушили где-нибудь за домом, подальше от посторонних глаз. Зимой по ночам крали солому, заскирдованную на полях. Затем резали её лезвием косы на специальном «козле» и смешивали с небольшим количеством заранее заготовленного сена. Этим и кормили свою кормилицу.  Вырезка из газеты «Сталинское Знамя» от 11.08.1944 г Это была суровая школа выживания. Но ничего – выжили, хотя и с большими потерями. Из 42 учеников в первом классе в 1939 году до окончания 7-го класса дошли лишь 6 человек да ещё один новенький из числа беженцев с Украины. В конце 1942 или в начале 1943 года Василий Семёнович приютил в школе семью беженцев – женщину с двумя детьми. Старший сын по имени Роман оказался моим ровесником и стал учиться в 5-7 классах вместе со мной. Была у Романа сестра года на четыре моложе его, имени её я не помню. Фамилию они носили – Коляда. Поселил их Василий Семёнович в комнате №11 (см. схему 1) и принял эту женщину на должность уборщицы и истопника. Так вот, Роман Коляда и оказался седьмым членом команды выпускников 1946 года. Василий Семёнович как мог помогал этой семье. Летом Роман нанимался пастухом пасти стадо коров жителей деревни Хованка. В то время быть пастухом на селе считалось престижно: пастуха хорошо кормили (по очереди все владельцы коров) и ещё вскладчину назначали какую-то зарплату. Весной от начала пастбищного сезона до окончания учебного года в мае и осенью с 1 сентября до холодов, то есть окончания выпаса коров, работа Романа была связана с необходимостью пропусков занятий. Директор школы разрешал Роману такие пропуски. Василий Семёнович был хорошим директором, его уважали и преподаватели, и учащиеся. Он интересовался положением дел в семьях учеников, пытался чем можно помочь, хотя бы морально. Когда я был в «старших» классах, то есть в 6-7 классах, он нередко собирал нас после уроков и беседовал с нами, интересовался: кто из нас собирается учиться дальше после окончания семилетки. Из семи человек, окончивших Торбеевскую школу в 1946 году, учиться далее, чтобы окончить десятилетку, пошли только трое: Маркин Михаил из Торбеевки, Потапов Валентин из Бибиково и Болдырев Михаил из Садовой Горки, то есть я. Я поступил в Узловскую среднюю школу №1, которую окончил в 1949 году и в том же году поступил в Московскую сельскохозяйственную академию им. К. А. Тимирязева (ТСХА). Академию с отличием окончил в 1954 году. Это был первый год освоения целинных земель. В течение пяти с половиной лет (1954-1960 гг.) работал в Кокчетавской области Казахстана. Затем была аспирантура в ТСХА, защита кандидатской диссертации (1964 г.), потом 25 лет работы во Всесоюзном НИИ садоводства им. И. В. Мичурина (г. Мичуринск), где я прошёл путь от старшего научного сотрудника до директора института, научная стажировка в Канаде в 1967-1968 гг., работа над докторской диссертацией, которую защитил в 1986 году. После этого – более двадцати лет работы в Мичуринском Госагроуниверситете сначала в должности зав. кафедрой, а затем профессора кафедры агроэкологии и защиты растений. Указом Президента России №2226 от 29 декабря 1994 года удостоился звания Заслуженного деятеля науки России. Был также избран действительным членом (академиком) двух международных академий. В течение 13-ти являлся официальным представителем СССР в международном научном обществе по садоводству и овощеводству (МНОСО), где был членом совета на протяжении всего указанного срока, а в течение 4-х лет и членом исполкома (зам. председателя секции садоводства умеренных широт) этой международной организации.  М.И.Болдырев на праздновании 80-летия Всероссийского НИИ садоводства им.И.В.Мичурина Всё это случилось много позже тех памятных бесед с Василием Семёновичем, а тогда, в далёкие 1945 и 1946 годы я, как и мои сверстники, не думал и не мечтал ни о чём из того, про что сказал выше. Трудное было время. В первые полтора года учёбы в Москве мне не на что было купить хотя бы какое-нибудь пальто: ходил в фуфайке, надевая поверх неё дешёвенький плащ. А теперь вернёмся снова в Торбеевскую щколу. Василий Семёнович за годы его директорства много сделал для развития школы. Благодаря его энергии, в начале 70-х годов прошлого века к школе и далее к посёлку Садовая Горка был подведён газ. Из классных комнат убрали печки: их заменили батареи водяного отопления с котлом АГВ, работающим на газе. У северной стены комнаты №8 (см. схему 1) был устроен тёплый клозет (туалет) с выгребной ямой снаружи здания, разумеется, без смывных устройств, так как водопровод в здании школы отсутствовал. Это являлось очень важным делом: ученикам, особенно первоклашкам, не нужно было бегать зимой в уличный туалет. Школа числилась на хорошем счету в Узловском районе по уровню подготовки выпускников. Их охотно принимали в средние школы г. Узловая. Не случайно, а вполне закономерно, что в середине 60-х годов (точной даты не знаю) Торбеевской школе был присвоен статус восьмилетней школы, в котором она пребывала до её закрытия где-то в середине 80-х годов минувшего столетия.  Привязка к местности современного места расположения школы С момента своего основания (где-то 1925-1927 гг.) и до 1945 года школа стояла на высоком голом пригорке напротив северного конца деревни Хованка. Вокруг здания школы не росло ни единого деревца, ни единого кустика. По инициативе Василия Семёновича решено было благоустроить и озеленить территорию вокруг школы. Рассчитывать на помощь со стороны Торбеевского и Хованского колхозов не приходилось: у них не было такой возможности. Помню, как весной 1945 года Василий Семёнович собрал нас, ребят старших классов (6-го и 7-го классов) и предложил в ближайший выходной совершить пеший поход в Богородицкий лесопитомник. Это, примерно, в 20 км от школы. Он объяснил нам цель похода: приобретение саженцев для озеленения школы. Мы все (а было нас 12-14 человек) дружно согласились. Ни в какие походы никто из нас до этого не ходил. Василий Семёнович предупредил, что с собой нужно взять что-то из еды и питьевую воду: как-никак на целый день идём. Туда мы шли налегке, дошли и после небольшого отдыха и перекуса стали выкапывать саженцы. Это были 3-4-летки тополя бальзамического. Накопали много – не менее, чем по 10-15 штук на каждого. Во второй половине дня отправились в обратный путь и к вечеру благополучно добрались до школы. А ведь это сорок километров пешком за один день, причём, 20 км обратного пути с ношей! Василий Семёнович был всё время с нами и тоже нёс связку из 12-15 саженцев. Устали, конечно, но все остались довольные. На следующий день после уроков все эти саженцы были посажены согласно плану, составленному Василием Семёновичем. Он сумел, что в то время было непросто, организовать установку ограды – деревянного штакетника – вокруг школьной усадьбы, чтобы посаженные деревца не повредили козы, которых тогда у жителей Торбеевки и Хованки водилось много: их легче было прокормить, чем корову. Через несколько лет здание школы стало утопать в зелени. Позже, когда я уже являлся студентом ТСХА, стараниями Василия Семёновича в пределах обсаженной ранее тополями территории был заложен небольшой плодовый сад с целью: приобщить учащихся к труду по уходу за плодовыми деревьями, и привить им любовь к красоте окружающей природы, преобразуемой своими руками. На первое место в этом начинании ставилась эстетическая составляющая (см. схему 2).  Закладка фруктового сада. Посадка плодовых саженцев. Конец 1940-х – начало 1950-х годов прошлого века. Рядом слева с В. С. Фатуевым – Женя Маркин. (Фото из архива Митиной (Маркиной) Елены) В это же время было приведено в порядок и воинское захоронение около школы. Вокруг братской могилы посадили декоративные кустарники (сирень и что-то ещё) и цветы. Василий Семёнович организовал уход за мемориалом с привлечением к этому делу учащихся, что являлось важным моментом в воспитательном отношении. К 10-летию Победы в Великой Отечественной войне в Узловском районе проводилась проверка воинских захоронений, многие из которых пребывали в запущенном состоянии. Такие захоронения вскрывали, и останки воинов увозили для перезахоронения на общегородском или районном мемориале. Когда комиссия приехала к мемориалу у Торбеевской школы, то его решено было не трогать, так как он находился в очень хорошем состоянии. Заслуга в этом – директора школы Василия Семёновича Фатуева. Однако через несколько лет развитие событий вокруг этого сада стоило директору школы больших неприятностей и нервотрёпки. Дело в том, что нашлись в коллективе работников школы «правдоискатели», которые, якобы, усмотрели злоупотребления в действиях директора, состоящие, по их мнению, в том, что урожай плодов в школьном саду никто не учитывал и не приходовал и что директор, якобы, присваивал его себе. Между тем, все знали, что плодами из сада пользовались все ученики по принципу: идите в сад, рвите и ешьте сколько хотите. Да и некому в школе было вести такой учёт и сторожа для сада в штате не было – не предусматривалось сметой. Однако, поступило заявление в следственные органы. Подписывалась ли эта кляуза её авторами или являлась анонимкой, точно не знаю. Авторы заявления припомнили Василию Семёновичу и ещё одно дело. В 1944 году он задумал купить радиоприёмник, чтобы ученики, да и преподаватели тоже, имели возможность слушать радиопередачи, в том числе очень востребованные в то время сообщения от Советского информбюро о положении дел на фронтах Великой Отечественной войны. И музыку, конечно. С согласия родительского собрания и педсовета школы был организован сбор денежных средств на приобретение приёмника. Я тоже принёс какую-то небольшую сумму. Деньги собрали, и Василий Семёнович купил обещанное. Помню, как этот приёмник каждый день (в учебные дни) ставили на столе в дверном проёме комнаты №6 (см. схему 1), и мы с удовольствием слушали радиопередачи до начала занятий и во время перемен. Авторы письма сообщали, что директор, якобы, присвоил часть собранных для покупки приёмника денег. Они воспользовались ошибкой директора школы, состоявшей в том, что собранные деньги ни в какой форме не были оприходованы, а товар покупался с рук на «живые» деньги. Стоит заметить, что в магазинах тогда радиоприёмники населению не продавали. Разумеется, ни о каком товарном чеке не могло быть и речи. Возможно было оформить какой-то договор о купле-продаже, но Василий Семёнович, как говорится, «по простоте душевной» не сделал этого и ни деньги, ни радиоприёмник не оприходовал. Приехали контролёры и следователи, долго «копали» и искали, но никакого криминала ни по саду, ни по радиоприёмнику не нашли. Кончилось это тем, что директору указали на необходимость более строго соблюдать сметно-финансовую дисциплину. И ещё остались сильно потрёпанные нервы честного человека. Вот так был наказан человек за дела, совершённые из самых добрых побуждений, причём сделанных не для себя, а для многих людей. Описанные события имели место после того, как я окончил школу, когда был уже студентом. Подробности этого «дела» я знаю со слов моей сестры Надежды Ивановны, которая в течение многих лет, с 1943 года и до закрытия школы, работала преподавателем в Торбеевской школе. Преподавала два языка – русский и немецкий. Так что я на протяжении трёх лет – 5-й, 6-й и 7-й классы – учился у своей сестры. Она была на 9 лет старше меня, с 1921 года рождения. Надежда Ивановна с большим уважением относилась к директору школы и с возмущением говорила о действиях кляузников.  Закрытие Торбеевской школы не было связано с какими-либо претензиями к качеству учебно-воспитательной работы. Дело в том, что изменилась социально-экономическая ситуация, деградация села не обошла стороной и Узловский район. Сельское население сильно сократилось, количество детей уменьшилось. С появлением асфальтированных дорог Узловая-Дубовка и Узловая-Богородицк и автобусного сообщения по этим маршрутам родители учащихся деревень Синяевка, Бибиково, Рассошка, Кондрово стали отправлять детей учиться автобусами в Узловую, а не пешком в Торбеевскую школу. Да и из Заварзино ближе стало ходить на занятия в посёлок Партизан, где была открыта школа 10-летка. В итоге в Торбеевской школе осталось 4 или 5 учеников. Содержать штат учителей в некогда весьма успешной восьмилетке стало нерентабельно. Учить стало некого. Вот и закрыли школу. У меня о Василии Семёновиче Фатуеве на всю мою жизнь сохранились воспоминания как о хорошем, добром человеке, мудром наставнике, умевшем «сеять доброе, вечное». Столь же добрые воспоминания остались у меня и о некоторых других преподавателях Торбеевской семилетней школы – Петре Алексеевиче Якушине, уроженце деревни Хованка и о Наталье Кузминичне Фатуевой – жене Василия Семёновича. Из интервью дочери В. С. Фатуева – Валентины Васильевны:
- Валентина Васильевна, мне хочется прояснить один момент. Ранее Вы говорили, что отец был на трудовом фронте, т.е. на фронтах Великой Отечественной не воевал. - Нет, не воевал, потому что у него была инвалидность. - Дело всё в том, что на его фотографии видны наградные планки. Значит, его чем-то награждали. У меня есть предположение, что он был участником финских событий во время советско-финской войны 1939-1940 годов. Какие у него были награды, не подскажете? - Какие-то награды у него есть и много, но папа из-за глаза точно не воевал, а был на трудовом фронте под Великими Луками, где рыли окопы и рвы, где-то в районе Калинина или Клина, где-то около Москвы. У него было ранение: в руке разорвалась граната. Он попал в госпиталь. А в 1942 году его вообще комиссовали.  В.С.Фатуев - Известны ли подробности этого события? Как это произошло? - Нет, подробностей я не знаю, но на руке у него остался шрам. Это было где-то в 41-м, под Великими Луками, он говорил. Мы его в детстве не расспрашивали про подробности. - А при каких обстоятельствах он глаз потерял? Это несчастный случай? - Глаз он потерял в детстве, играя в лапту. В разгар игры ему и «заехали». Папе тогда было лет семь-восемь, он был маленький. Это травма детская. - Теперь понятно. А где и когда родился Василий Семёнович? - Он родился 25 января 1918 года в деревне Полунино Тульской губернии. Родителей лишился рано. - И в школу пошёл там же? - Я не знаю. Знаю, что в школе он закончил мало классов. Потом отец в Узловой поучился, где у него жил старший брат, и далее поступил в Епифанское педучилище. Дальнейшее обучение папа продолжил в Московском областном педагогическом институте им. Крупской. Стал по специальности учителем географии.  Епифанское педагогическое училище, бывшая женская приходская гимназия - А где он начал свою трудовую деятельность, где он начал преподавать? - Преподавать отец начал не то в Ивановке, не то в Прилепах... А потом его направили работать в Торбеевскую школу, где директором тогда работала моя мама - Лукашина Наталья Кузьминична. Но директорствовала она там недолго. Вскоре директором Торбеевской школы назначили отца, а мама продолжила там работать учителем начальных классов до самой пенсии. - Мне известно, что когда-то там директором был Пашовкин, знаете такого? - Фамилию такую знаю, но большего не помню. Знаю, что отец маму сместил. Это по их рассказам. Заведующим гороно был Ипполитов такой. В своё время папу и в гороно приглашали, он не пошёл, а работал в Торбеевской школе до её закрытия. Потом он перешёл в Акимо-Ильинскую школу.  Торжественное открытие новой Акимо-Ильинской школы. Октябрь 1979 года. С символическим ключом – директор школы В. С. Фатуев - Василий Семёнович очень много сделал для Торбеевской школы. - Он всё сделал там, вся его жизнь была - служение народу, как говорят. Появление и газа, воды в округе - всё это было его делом, основанное на его личных связях. У них инициативная группа была, отец организовал ещё несколько человек, и они там это дело провернули. - Несомненно, что местный колхоз-миллионер сослужил в этом деле свою службу. Но в любом случае: есть деньги или нет, но всё делается людьми. А был ли какой-нибудь важный случай, поворотный момент в жизни Василия Семёновича? - Вся его жизнь - это случай: ушёл на работу в восемь, пришёл в десять и так каждый день без отпуска и до смерти. Он везде участвовал и в хозяйственной жизни, и в общественной жизни, и в клубе, и в школе у них, как говорится, всё горело и кипело. Я считаю, что весь его труд - это подвиг.  На уроке Он был, во-первых, очень ответственным, во-вторых, - всегда старался всё делать для людей, для себя - в последнюю очередь. Чему и нас учил. Мне запомнилось его пожелание, может оно не всегда и особо верное: никогда не доставлять неудобств окружающим. - Это отличительная черта людей того поколения. - Он всю жизнь был депутатом сельского совета.  Вырезка из газеты «Сталинское Знамя» от 9.12.1945 г - А районным депутатом? - Про районного сказать не могу, но он был в курсе дел всего колхоза, участвовал во всех собраниях. Участвовал и в самодеятельности в клубе. - А в самодеятельности в качестве кого? - Они в сельском клубе ставили спектакли. - Это дорогого стоит. Сейчас ничего подобного нет, даже самого клуба, по сути. Может, Василий Семёнович был ещё и музыкально одарён? - Нет, он очень любил, когда пели, очень любил песни, когда по праздникам собирались гости, любил, когда народ поёт, но у самого голос был не ахти. И ни на каких музыкальных инструментах не играл. Вот что о театральном драмкружке Торбеевского клуба повествует Е. К. Карнов в своей книге «Хаванка»:
«…Итак, была создана и работала сельская самодеятельность с разнообразной концертной программой, за что неоднократно брала призы, премии и «вымпелы славы» на подмостках районных и городских клубов. Семен Андреевич Старцев задался огромной и ответственной целью: создать драматический театральный коллектив. Своими сообра-жениями Семен Андреевич Старцев поделился в кругу преподавателей Тарбеевской школы, которые обосновал неспроста. Были на то весомые причины. Во-первых, молодежь, принимавшая участие в концертных программах, таила в каждом исполнителе песен, стихов и интермедий огромный потенциал. У некоторых исполнителей, особенно у чтецов, уже просматривался театральный талант в постановке голоса, изменении разговорной речи, движении на сцене. Именно исходя из таких выводов и наблюдений, Семен Андреевич решил создать такой драматический театральный коллектив в Тарбеевском клубе. Преподаватели отнеслись к этому благосклонно и творчески. Василий Семенович Фатуев, директор школы, высказал свои соображения: актеры театра Тарбеевского клуба - Старцев С.А., Скалозубов Ф, Якушин П.А., Твирова Т.Д., Карнов Е.К., Топленникова Л.В., Фатуев B.C., Дымченкова Н.С., Фатуева Н.К., Старцева А.Д., Фадеев М.Ф., Болдырев Е.И., Якушин Е.В., Гришина Т.И., Якушина Л.В., Зайчикова Т.Е., Климов А., Гусаров В., Козлов М.Н. - Семен Андреевич, кто будет руководить театром, кто будет режиссером театра? Все возложится на Вас. Не тяжеловато ли будет? А театр требует особых условий, это не концертная программа. Спектакль требует много работы. Что на это скажешь, Семен Андреевич? Семен Андреевич помолчал, подумал, и говорит: - Все это будем делать с Вами, Василий Семенович, вместе. Будем сочинять репертуар, будем распределять роли, руководить спектаклем, заботиться о подборе актеров в труппу, обучать новых актеров…» Материал подготовил Ожогин С. В.
при участии Зубковой (Лепёхиной)С. М. и Митиной (Маркиной)Е. Е. К тебе мое сердце по-прежнему просится... Утраченная жемчужина садово-паркового искусства Хлеб и пламя. Из истории деревни Торбеевка В поисках Торбеевского лагеря НКВД. Часть 2 В поисках Торбеевского лагеря НКВД | |
| Категория: История родных мест | Просмотров: 2300 | Добавил: foxrecord | Рейтинг: 5.0/3 | | |
| Всего комментариев: 3 | ||
| ||
