Продолжение разговора. 14.07.2012

- Продолжение разговора об учителях нашей 16-ой школы. Мы разговаривали про Павленко Владимира Петровича, упомянули Доценко Николая Васильевича, есть еще очень хороший учитель - Мякишева Евгения Александровна, она выучила не одно поколение учеников.
- Женечка…
- Расскажите немножечко о ней, если Вы знаете. Случилась так, что она из нашей школы ушла в 18-ю. Этого Вы не застали, но, тем не менее, это так.
- По-моему, нет, по-моему, в третью она ушла.
- Это не настолько принципиально…
- Она откуда-то из-под Москвы, я точно не помню…
- По моим сведениям, из Нижегородской области.
- В общем, у неё там был один папа, и она всегда к нему ездила на каникулы, тут не проводила время. Между прочим, она всегда дружила с Аллой Дмитриевной.
- Алла Дмитриевна Глазова?
- Глазова, да. Она с ней всё время дружила. Женечка выросла, как учительница, причём, очень хорошая учительница. Начала работать. А условия у них в школе были такие: толи её не поняли, толи она не поняла. То есть, у неё сначала не очень ладилось…
- Это в 16-ой школе?
- В 16-ой школе. Поэтому она, в основном, химию вела.
- Да, учитель химии.

- Она закончила химико-биологический факультет, но вела химию, поэтому общалась с учителями химии, - ну и мы с ней познакомились. Я молодыми учителями очень интересовался, мне хотелось понять их суть: они приходят случайно в школу или по какому-то велению души. Я быстро понял, что она пришла по велению души. Доказательством тому является то, что она не вышла замуж, а отдала всю себя, всю жизнь своей школе. Так случилось. И она была хорошей учительницей. Аллу Дмитриевну я сейчас встречаю, а Евгению Александровну - нет, наверное, уехала куда-то…
- Она жила в общежитии на Дубовке.
- Она комнату потом получила в том же доме, где и Алла Дмитриевна живёт. У нас с ней хорошие взаимоотношения получились в связи с такими явлениями: я, когда ушёл на пенсию, занимался кролиководством, причём, у меня был интерес не только к кроликам, меня интересовала и генетическая часть; я проводил скрещивания для того, чтобы разнообразить шкурку и, наконец, добился того, что у меня появилась очень хорошая разновидность серебристых кроликов. И мне надо было научиться выделывать шкурки. А вот материал для выделывания этих шкурок мне длительное время поставляла она. Женечка очень добрая. Мне она очень нравилась как человек, и я в душе жалел, что у неё не сложилась личная-то жизнь. А кто её знает? Может, сложилась бы личная жизнь и не стало бы такой хорошей учительницы. Ведь тоже так бывает. Потому что, в общем-то, учитель должен быть отрешённым от семьи, от своих каких-то личных забот…
- Ну, наверное, так же, как и артист.

- Ну, да. У них была очень большая дружба с Аллой Дмитриевной, у них общие интересы: и та, и другая любят литературу классическую и бог знает какую, до которой я даже и не дорос, а они эту литературу любят. Хорошая учительница. А Вы у ней учились?
- Да, у неё.
- Видите, Вам повезло. Потом я вспоминаю председателя кондровского колхоза… был такой Мамонтов… как-то так. У него была жена учительницей биологии, очень симпатичная такая, невысокого роста, очень красивая, Тамара …
- Ивановна.
- У неё рука…
- Тамара Ивановна, она у нас тоже преподавала.
- Я знаю - Тамара Ивановна. Она очень часто приезжала к нам в школу, только начинала работать, а у нас уже пришкольный участок…
- У вас там было всё серьёзно, на широкую ногу, на научную, я бы даже сказал…
- Но вот дошли до меня слухи - я, конечно, особенно не интересовался её жизнью, - что она, в общем-то, спилась…
- Тамара Ивановна, про неё сейчас говорим.
- Да. Она была на лицо и вообще - очень красивая женщина, но этот её недостаток всё портил.
- Вот как раз она у нас вела биологию, а Евгения Александровна - химию. А Алла Дмитриевна Глазова? Человек очень широких знаний. Она у нас вела литературу.
- Академические знания. Её сын у нас учился.
- А сейчас, где она сейчас? Как дальше сложилась её судьба? Она сейчас преподает?
- Нет, да ну что Вы! Возраст уже! Мы с ней часто встречаемся, останавливаемся, разговариваем, вспоминаем былое, критикуем нынешнее, обмениваемся какими-то сведениями из литературы, что-то она новое прочла, что-то я новое прочёл. Она тоже любит новые журналы. А я запоем читаю «Наш современник», причём, журнал такой разносторонний. Хоть там много и того, что мне не нравится: в смысле, я, конечно, не знаю Ваше отношение к прошлому, но, видимо, я или так воспитан, или вообще… но мне наша советская власть и советское время очень дорого. Я, например, считаю, что именно тогда была по-настоящему демократия. В смысле отношения к человеку государства. Вот сейчас много говорят о демократии: западная демократия, американская - как идеал, но ведь заботы о личности каждого человека нет совершенно, вообще, вроде, как обо всех, но ни о ком в частности. В 36-ом году была принята конституция, которую назвали Сталинской…
- Но с точки зрения идей она была, практически, безупречной. Вопрос - как это всё воплощалось в жизнь!
- Так вот, я про это и хочу сказать. Право на образование – пожалуйста! Ведь если вы кончили институт, допустим, текстильный, а вам нравится какая-нибудь другая промышленность или сельское хозяйство, вы могли поступить в институт заочно, и вам предоставляли бы отпуск, и оплачивали бы его - учись на здоровье! Вы могли поступить еще в третий, в пятый, и вам бы всё время оплачивали учёбу и разрешали учиться. Ведь закон был о всеобщем образовании, о всеобщем обязательном образовании. Сначала было четырёхклассное, как я помню, потом семилетнее, потом восьмилетнее, потом - мы уже в конце переходили - с нас требовали уже десятилетнее, выполнять закон о десятилетнем образовании. И я считаю, что совершенно правильно. Человек в школе получал полноценное образование в соответствии с теми требованиями, которые были на то время, и в соответствии с той программой, которая была тогда. У нас же ведь образование было, как выразиться лучше, систематическое по каждой отрасли знаний. Система биологии, система химии, система физики, система географии, система обществоведения, русского языка и литературы и так далее - того, чего не было и нет в той же Америке. Я говорил Вам или нет: мне пришлось трижды побывать на выставках американского образования. Сначала в Москве - первый раз - я рот разинул, второй раз мне пришлось побывать в Киеве на такой выставке, а третий раз - снова в Москве. Очень хорошо помню, как я смотрел учебник восьмого класса по естествознанию. Открываю первую страницу - строение лягушки: кишочки, скелет…
- Нервная система…
- Нет, нет, нет! Главным образом кишочки, внутренние органы. На втором листе уже вода в природе, на третьем могли быть горы, на четвёртом закон Паскаля, на пятом производные марганца и так далее. Вот так в одной куче, без системы. Отрывочные знания! И тогда я увидел одну интересную деталь, учебник был сделан так: вот это надо знать ученику, а вот это - надо знать учителю, а ученику не надо, а вот тут - контрольные вопросы, на которые надо ответить. И к учебнику по каждой теме, по каждому уроку вот такая стопка отдельных листов – это тесты. Вот тема какая-то и тесты: вопрос, три ответа и еще к этому уже даже настольная машинка. Этот лист вставляешь и тебе не надо ничего писать, только на эту машинку нажми. А потом вывернул это всё и там показано: правильно ли ты ответил или неправильно. Даже говорить ничего не надо.
- Вот эта тестовая система, что сейчас внедряется, - она Вам нравится или не нравится? Какое Ваше отношение? Я уже подошёл вплотную к вопросу о ЕГЭ.



- Вы знаете, я скажу, что на рубеже шестидесятых годов в Липецкой области появился такой педагог – Москаленко. Он, собственно, - а для нас это тогда было новым совершенно, - видимо, идею спёр на Западе - обучение при помощи тестов и так далее… Нам всем сначала это очень понравилось. И у нас начали внедрять, в журнале «Народное образование» появились какие-то рекомендации. Это – комментированное письмо, комментированное чтение: то есть ученик читает какой-нибудь абзац, потом должен в двух словах всё это пересказать, ну и вот - эти тесты. Нам понравилось, мы занимались этим, наверное, два года, очень усиленно. А потом заметили, что дети разговаривать разучились, и мы отказались, отказались вообще. Однако, в общей биологии определений было огромное количество. Я когда-то просчитал: в физике, химии, географии вместе взятых определений было меньше, чем в одной только биологии. Всяких определений там уйма, а их надо не только знать, но и понимать. Так вот тут, чтобы их дети знали, очень хорош тест. Допустим, что такое генетика? - три ответа, пожалуйста. Если ученик правильно ответил, значит, он что-то такое понимает. И только определения! А обучать… Недавно, где-то весной, дочь из школы притащила книжку тестов для второго класса. Вот вопрос: «В какой стране мы живём: в Америке, во Франции, в России, в Италии? Какой главный город нашего государства: Москва, Пекин, Варшава?» Наконец, картинки нарисованы (уже в средине где-то), я не стал много рассматривать, сразу понял, что это дурь, маразм.
- Как комиксы, короче.
- Да… Нарисованы картинки, все под номерами: коза, овца, там еще кто-то. На какой картинке нарисована корова?
- Это тесты для детей, которые в школу идут, это еще понятно…
- Нет, это для второго класса! Вы представляете, что это, в общем-то, один из видов образовательного стандарта! Зачем ему надо знать во втором классе, что есть какие-то Парижи, Нью-Йорки? Ему надо знать Москву! Но об этом должен учитель рассказать, а так – просто слово «Москва», оно же ничего не говорит. Вот к чему это приводит. И, конечно, теперь это ЕГЭ, это натаскивание. Вы представляете, что уже после января месяца дети не учатся, а натаскиваются, как бы не крутили, как бы не оправдывали это всё. Ведь по результатам этого экзамена поступать в институт. Как можно проверить знания ученика, если я с ним не беседовал? Вот представьте, как это можно? Ведь ничего лучшего нету – получил билет и рассказывай. Я, много лет проработав в школе, знаю прекрасно, что рассказ ученика может быть таковым: голову в потолок, глаза в потолок и шпарит… И другое, когда ученик старается преподавателю объяснить то, что он рассказывает, какую-то тему.
- Вроде, как бы доказать, что я знаю…
- Да, причем, даже еще, если картиночку какую-нибудь нарисуешь, яблочко с семенами, с веточками и так далее. Ко мне много обращалось после того, как я вышел на пенсию, таких знакомых, как главврач Кузнецов, третий секретарь горкома партии позаниматься с их детьми: мальчиками или девочками. Они готовились, как правило, или в медицинский, или в педагогический на биофак. Я предлагал им: вот пришёл ко мне первый раз днём - выбери любую тему биологическую (какая тебе нравится) и к следующему занятию приезжай и мне рассказывай эту тему. И вот я слушаю, как он рассказывает. Если это меня удовлетворяет, то я соглашаюсь с ним заниматься, с гарантией, что я его подготовлю, и он сдаст только на «пять». Вот такая была самоуверенность. А, если меня его ответ не устраивал, я родителям прямо говорил: «Вы знаете, я с ним заниматься не буду, я его не подготовлю, наверняка». Я их учил объяснять, не рассказывать урок, а объяснять. Это работало положительно на сто процентов. Вот сколько я ни готовил, одна девочка только - она поступала в педагогический институт, - только одна девочка, дочка шахткома с третьей «Дубовской» шахты, получила «четыре», а так со всеми, с кем я занимался, получали только «пять». Причем, даже экзаменационную комиссию удивляли. Вот один интересный случай. Дочка нашей учительницы Лена занималась со мной, такая умная девочка, хорошая, занималась очень старательно. Она поступала в Рязанский медицинский институт на фармацевтический факультет. Всё мы с ней отработали, и она поехала уже экзамены сдавать, и вдруг поздно вечером приезжает. А на экзамене девочке достался вопрос-задача, которую мы не решали. - «Что за задача?» – она мне диктует задачу, а этих задач в программе средней школы нет: это генетика популяций, отношения гибридов к чистым линиям - это так примитивно. Говорю: «Лен, это ж так просто, там не надо делать никаких вычислений: взять, добавить «нолики» и получится процент». – «Ой, так просто?» – «Да». И всё, она ушла. Это было поздно-поздно вечером, а утром она поехала на экзамен. И вот надо ж «беде» случиться: получила - эту задачу; она больше ничего не ответила, а решила эту задачу сходу и ей поставили «пять». Бывают такие совпадения.
- У меня нечто подобное было на экзамене по химии в десятом классе у Евгении Александровны Мякишевой. Я тоже, выучил всё, но не успел выучить четырнадцатый билет. Так вот классика - он мне и попадается! Сижу, глазами хлопаю. Она: «Ну что ты?» Я ей объясняю, мол, это единственное, что я не успел, но она мне несколько наводящих вопросов и: «Неужели ты этого не знаешь?» Но не соображу про что мне рассказывать - растерялся, а выкручиваться как-то надо, тем не менее. Так это и произошло: всё выучил, всё знал, вот только четырнадцатый билет…
- А у нас еще чудней, еще интересней было. Вы знаете, что директор школы всегда сидит там Председателем комиссии. И вот приходит девочка на экзамен и вытаскивает двенадцатый билет. Отвечает. Я уже не помню порядок этих экзаменов, но на следующий экзамен эта же девочка по другому предмету вытаскивает двенадцатый билет. Она уже разволновалась. На следующем экзамене она опять вытаскивает двенадцатый билет. Тут бросила всё, расплакалась: «Не буду я отвечать на этот билет!». Пришлось её успокаивать. А девчонка училась хорошо. Вот видите, как подействовало: третий экзамен и опять двенадцатый билет. Так вот, в институте комиссии, которые принимали, ведь тоже хотят услышать речь, а теперь что получается: у ученика отличные результаты ЕГЭ, а начинает заниматься, а там – ничего! Причём, тенденциозно получается, что всякие чеченцы, дагестанцы и прочие - у них прекрасные результаты ЕГЭ, их обязаны принимать. А что потом делать? Я несколько раз слышал по телевизору преподавателей: «Мы обязаны его принять, а он ничего не знает»…
- А как дальше его учить, если он язык не знает? Но сторонники ЕГЭ козыряют тем, что это даёт возможность детям из глубинки поступать в вузы, т.е. уравнивать шансы. Если, отдаляясь от человека, брать чисто механически, вроде, как бы, - да, а если смотреть вглубь: ну поступил человек, взяли документы, а дальше какова его судьба? Не может он учиться - получит ли эти знания?

- Вы понимаете, хорошие результаты этого экзамена можно получить по какому-то предмету, если с ним занимался хороший преподаватель, а если хороший преподаватель, то он и ответит соответствующе - из глубинки он или бог знает откуда. Я Вам просто такой пример хочу привести. Однажды в Московском педагогическом институте имени Крупской, на разных факультетах училось двенадцать выпускников нашей школы. Ректор прислал мне Благодарственное письмо, не мне, а школе, и обязательство, что все выпускники из нашей школы будут приниматься вне конкурса, обосновывая это тем, что если мы рекомендовали его в педагогический институт, то его можно брать.
- Потому что они удостоверились в уровне преподавания в вашей школе, и их это абсолютно устраивает: дети приходят с реальными знаниями.
- А что такое Дубовка? Дубовка – захолустье, какой-то рабочий посёлок.
- По-сравнению с той же Узловой.
- Конечно.
- Но я Вам откровенно скажу, что знаний нам не хватало - выпускникам нашей и других периферийных школ, - хоть сама школа и считается городской. Но тем не менее. Это было видно дальше - на первом курсе, когда пошла высшая математика. Я видел какими знаниями обладают мои товарищи-однокурсники, и то, что знаю я.
- Вам пришлось лезть…
- Конечно, мне пришлось тянуться и было очень трудно. Я понимаю, о чём Вы говорите, но уровень преподавания в любом случае в городе лучше, в любом случае.
- Но, во-первых, школы были лучше оборудованы…
- Это уже другой вопрос, почему это было, но, тем не менее…
- Я Вам скажу, что оборудование школы, учебные пособия, всевозможные средства обучения, конечно, тоже играют большую роль …
- Безусловно, но и кадры там были лучше, учителя: они те же люди, они тоже хотят устроиться поближе к городу, к условиям.
- Ну, хотя б к культуре.
- Поэтому по жизни получалось, что кадры там собирались лучше, чем здесь. Чем я могу это проиллюстрировать? Но вот хотя бы тем, что в десятом классе я учил немецкий язык у Кинсфатор Нины Евгеньевны …
- В Германии она теперь живёт…
- Она нас доучила не прерываясь, то есть другого учителя у нас не было, а вот в английской группе случилось так, что Мосолову Татьяну … забыл отчество, пусть она меня простит … (своё время она была нашим классным руководителем) судьба заставила уйти из школы, и потом с учителями английского языка у нас была полная чехарда. О каких знаниях можно было говорить, когда сначала приезжал один учитель, потом другой, потом вообще не приезжал, и мы, немецкая группа, занимаемся, а они не занимаются.
- Ну, я знаю, у нас так же было с французским языком. Я всегда хотел - был приказ министра, - что в школах надо вводить три языка: французский, немецкий и английский.
- Это было уже в середине восьмидесятых?
- Нет, было в семидесятые годы. И вот к нам пришла первая учительница французского языка в 62-ом или 63-ем году и в школе было три языка, как и положено по приказу министра. Потом она вышла замуж за нашего же учителя (а мама у неё жила в Брянске, у которой там прекрасная квартира) и перетащила этого Шурика. Очень талантливый был преподаватель, вёл у нас рисование и черчение, закончил Орловский пединститут. И сама уехала, и его утащила. У нас началась чехарда: пришлют вахтовым методом… Даже был однажды учитель из Москвы: приедет на два дня, уроки отбарабанит, а ночевал в учительской на диване. Ну и что? А ничего хорошего, конечно!
А учитель английского языка - она считается лучшей учительницей, уже очень давно работает, ей давно пора на пенсию, а она всё работает - такая Тамара Михайловна… Но тоже, что такое учитель языка? Это человек, который должен хотя бы раз в жизни пообщаться с аборигенами того языка, который преподаёт. Её учил кто-то английскому, который ни с кем никогда на этом языке не разговаривал, того учил кто-то. Это же всё накапливается и, в результате, мы все учили иностранный язык и никто после десятого класса языка не знал… И вот она решила подзаработать (когда я это узнал, до того стало как-то горько и плохо). Серёжа учит английский язык хорошо, получает «четвёрки», «пятёрки»: мама довольна, Тамара Михайловна довольна, Серёжа доволен. А потом Серёжа начал получать «тройки», хотя знает он так же. Что такое оценка? Это ведь тоже субъективизм. Так вот, Тамара Михайловна вызывает маму, или мама сама приходит: «Тамара Михайловна, что это мой Серёжа, «тройки» теперь пошли?» – «Да, Вы знаете, он отстал, ему надо дополнительно позаниматься». – «Тамара Михайловна, пожалуйста…» И он ходит к Тамаре Михайловне, занимается, а деньги сейчас за это платят приличные … Но, бог с ней, конечно, она молодая была тогда, такая хорошая учительница, с ребятами в походы ходила…
- Владимир Митрофанович, а Вы знали Маргариту Ивановну Гулевич? Не знали такую …
- А она где работала?
- Я всё про 16-ую школу.
- Она начальные классы, наверное, вела?..
- Нет, это учитель физики. А вот, что касается начальных классов, Лаптеву Вы должны были знать - Лаптеву Анну Ермолаевну.
- Знал, конечно, Анна Ермолаевна, что она Лаптева - я не помню.
- На улице Щербакова жила, если и сейчас живёт, то дай бог ей здоровья. Это старый учитель. Учила еще моего младшего брата, который был на четыре года младше меня, и уже на излёте своей карьеры взяла их класс. Не знаю, был ли у неё еще после этого выпуска класс? По-моему, не было.
- А Вы не застали, там учительница начальных классов была еще, Эмилия Андреевна?
- Иойлева! Более того, она была моей соседкой, но меня не учила.
- Она у нас в школе сначала работала, а потом… С кем она дружила? А, тоже была учительница начальных классов Меркулова Валентина Ивановна.

- Меркулову Валентину Ивановну тоже помню, хотя и она меня не учила. На Дубовке у вас где-то работала.
- Она поступила заочно в институт на исторический факультет. Межу прочим, о карьере учителя: когда он поработал в начальных классах, а потом получил заочно образование для работы в старших классах, то это учителя более квалифицированные и с малышами умеют работать… В нашей школе Валентина Ивановна работала историком, была парторгом, организатором внеклассной и внешкольной работы, хорошая такая. У нас в школе были такие дружеские отношения между учителями, дирекцией. Я еще вспоминаю, Тихонову Тамару Дмитриевну, работавшую завучем. Так это было всё очень спокойно, никаких эксцессов. Учителя ведь, так же, как и врачи, очень самолюбивые люди, им кажется, что он больше знает, чем другой. А у нас этого не было.
Мне для этого слухового аппарата в Центре слуха (какое-то нестандартное ухо) специально для моего уха был сделан вкладыш, и он уже готов, а ехать в Тулу из-за этого вкладыша … Я позвонил Тамаре Дмитриевне в Тулу. Она на другой день уже его получила, этот вкладыш, и говорит: «Я пришлю, или привезу». Вот до сих пор такие хорошие взаимоотношения.
Вот очень интересная судьба. 1958 год, выпускной вечер. В десятом классе училась Владыкина Алла, симпатичная такая девушка, училась хорошо. Отец у неё маляр, а мать уборщицей где-то, в каком-то общежитии работала. Ну, танцы. Я её пригласил танцевать, спрашиваю: «А ты куда поступать хочешь?» А мне как раз перед экзаменами предложили быть директором школы, новой школы. Но мне сказал завгороно: «Вы пока никому не говорите». Так вот, танцую с Аллой, она мне говорит: «Хочу в педагогический институт, но папа с мамой меня не смогут учить, у нас средств не хватит»... А я её с пятого класса учил. Говорю: «А ты бы пошла, если бы я тебе предложил пойти работать в школу, старшей пионервожатой, и поступила бы заочно в институт, работала бы, денежки получала, была накормлена, одета?» – Ой, это хорошо бы, но как это сделать? - Я тебе помогу». А сказать, что меня сватают в директора я еще не могу. Она отличалась от других очень весёлым нравом, у неё лицо было такое, что излучало доброту. Ну и всё. Школу открывают. Я её приглашаю: «Алл, иди в горком комсомола, получай направление». Тогда по-особенному было со старшими вожатыми. Я позвонил, договорился, что придёт девочка, ей семнадцать лет. Она поехала, но её не берут. Приезжает ко мне со слезами: «Мне нет 18-ти лет, меня не берут». «Ладно, ничего», - говорю, а не хватало что-то два месяца. Так вот я на свой страх и риск взял её без направления. Через два месяца мы это направление получили, конечно. И вот – работает старшей пионервожатой. Проработала два года, поступила на географический факультет в институт, ну и с завучем мы договорились: давайте дадим Алле географию в одном классе. Сказано – сделано. И она стала работать (пионервожатой потом другая пришла) постепенно, постепенно, и дожила до Заслуженного Учителя школ РСФСР. Сейчас, конечно, на пенсии. С маленького начала, с ничего, а так вот вся жизнь покатилась хорошо…
- Потому что попала в нужное время, в нужное место, и была знакома с нужными людьми, что, между прочим, дорогого стоит, не с каждым человеком бывает.

- Я помню, завучем у нас была Алла Александровна, племянница Каменева. Она пошла к ней на первый урок, предупредив: «Аллочка, я приду к тебе на урок». - «Ну, хорошо», - та готовилась. Кончился урок, разбор полётов: «Аллочка, у тебя не урок, а чёрти-что!» Ну, слёзы, конечно, - апофеоз! Вы помните, применяли у вас в школе или нет, я не знаю, телеуроки. У нас в каждом кабинете стояли телевизоры, было расписание и строгое соблюдение этих телеуроков. И вот приехала инспектор из института усовершенствования учителей, посмотрела на расписание, а там телеуроки красным выделены. «А что у вас там красным в расписании урок?» Говорю: «В это время передача бывает». – «И телеуроки проводите?» – «Да у нас это обязательно». Она пошла на телеурок. Уехала, ничего не сказала, только звонок по телефону: «Владимир Митрофанович, договоритесь с учительницей, я привезу методистов со всех районов области на семинар, пусть она подготовится»… А бывают такие случаи, каверзные. Была опубликована тема телеурока для седьмого класса что-то про горообразование, как я сейчас помню. Учительница подготовилась, начала урок: повторили, потом новый материал, включила телевизор, мол, смотрите - вот тема урока. Смотрит, а там совершенно другая тема… Она позднее рассказывала: «У меня дыхание остановилось, что делать?». Потом взяла себя в руки, а ведь сидят же человек пятнадцать-двадцать, да ни кто-нибудь, а методисты, волки педагогические… И так его провела, да так всё здорово, все довольны. А через несколько дней приказ по облоно: премировать учителя за методическую работу деньгами в сумме сто рублей, а завуча в сумме пятьдесят рублей.
- А директору?
- А директору ничего. Это также, как по Начальной Военной Подготовке был случай. Александр Иванович Алимов давал урок, целая команда сидела, и я, конечно, сидел, когда приезжал кто-нибудь, - должен поддержать учителя. Ну, всё, урок прошёл, все разъехались, и тоже приказ по облоно: Александру Ивановичу премия сто рублей, директору премия пятьдесят рублей и завучу премия тридцать рублей. А жена Александра Ивановича, учительница химии Лидия Александровна, значит, в учительской по поводу вышестоящегоприказа: «Ну, ладно, Александр Иванович - урок проводил, ну, ладно, директор - это, так сказать, руководство, а Анна Ивановна-то причём? Она у него даже никогда на уроках не была, ей-то за что премию?» А по штату в первую очередь за учебную работу отвечает заместитель директора по учебной работе.
- Вот она система - работает.
- Да, да… Мне, знаете, что еще хотелось Вам рассказать? Может это не совсем хорошая тема. Мы еще занимались в старом здании, где был трест, а сейчас вспомогательная школа…
- Здание из красного кирпича, там раньше был трест «Щербаковуголь».
- Да, потом общежитие, потом это общежитие разогнали, и стала наша школа…
- А общежитие чьё это было?
- Горняков. Во втором здании (там два дома было, теперь их соединили) наверху - вечерняя школа, а внизу - наши мастерские, столярная, слесарная и так далее. Так вот, где-то перед восьмым марта приходит родительница: «Я к Вам». – «Что такое?» – «Очень серьёзный вопрос». - «Ну, проходите». И выкладывает фотографию 13х18: открытая порнография, но фотография сделана очень качественно.
- формат 13х18 - это большая фотография!
- Я говорю: «Откуда вы взяли?» – «А это у нас на Дубовке какой-то гражданин увидел, что девочки шли из школы, и сказал: «Девочки (второклассницам), купите эти фотографии и подарите своим мамам перед днём восьмого марта».
- Это такой-то чёрный юмор. По тем временам - это сейчас никого ничем не удивишь - это было жёстко.
- Подруги девочек тоже они купили: деньги на завтраках сэкономили, на мороженом…
- И не мальчики, а девочки?

- Именно девочки, именно девочки. Я её отпустил, а сам: «Кто же это такой?» Рассказал учителям начальных классов. Нашли еще две фотографии: содержание другое, но тема та же. Думаю: «Ну как же мне найти этого человека, и кто это может быть?» В голове перекручиваю. А у нас учился такой озорной мальчишка, Воронков Вовка. Не совсем педагогично я действовал, но тут я его зову к себе, говорю: «Вов, знаешь что, какой-то мужик продаёт всякие плохие фотографии, как бы узнать: кто это? Я не могу, он меня увидит и спрячется». А он мне отвечает: «Да запросто, Владимир Митрофанович, он около клуба стоит вечерами». – «Ну, ты уточни, пожалуйста». И вот вечером сижу (может дня три прошло, может больше), влетает в кабинет этот Воронков и во-о-т такая стопка этих фотографий: «Нате!» – «Как они к тебе попали? Ты что, купил?» – «Нет, он девочкам показывает, а я подбежал, вырвал и убежал».
- И к Владимиру Митрофановичу сразу…
- Да, к заказчику. Даже такие фотографии были: его морда и морда его жены. Ну и сразу завертелось… Двое мальчишек у него учились в третьей школе, учились очень хорошо. Учительница начальных классов была ими очень довольна, такие ребята хорошие. И фамилия - Перворуха, до сих пор помню. Ну, конечно, тут же в прокуратуру, его предварительно арестовали. А он, оказывается, был в плену, но не в Германии, а во Франции, где-то на границе с Бельгией работал и нахватался там этих французских замашек. Начал орать: «Я не буду ничего отвечать, мне французского консула подавайте!» – А наши ребята: «Мы тебе дадим консула!» Короче говоря, он получил пять лет. Тогда наказывали за это, а теперь не наказывают.
- Интересная история, особенно для того времени.
- Он там нахватался, с женой, значит, обыгрывает, а фотоаппарат уже с автоспуском и обрабатывал фотографии он классно: они глянцевые были, работа была квалифицированная, и 13х18…
- Не в то время он родился, сейчас был бы востребован.
- Да, он бы денег заработал кучу.
- Владимир Митрофанович, я хочу вернуть Вас к теме учителей нашей школы. Вы знали Зинаиду Григорьевну Титову? Это тоже была учительница начальных классов.
- Я про неё слышал, но знать не знал.
- Дело всё в том, что я у неё учился. Она работала у нас и жила на улице Комсомольской в двухэтажном кирпичном доме, у неё муж был милиционером. Потом они получили квартиру и уехали в Узловую. Там она и преподавала в 20 школе. Ещё Галина Ефимовна Хоменко. Вам эта фамилия говорит о чём-нибудь?
- Я слышал, более-менее знаю Полторацкую Галину Ефимовну.
- По секрету должен Вам сказать, что у неё была кличка «Галифе». Может, Полторацкая… Хоменко она была, или я что-то сам уже путаю…
- Она приехала, была уже замужем, её назначили работать в 13-ю школу, а завучем тогда в 13-ой школе работала моя жена. Пришла к нам домой поговорить, но там не получилось, в тринадцатой школе… Я Вам знаете, что скажу: вот новые учителя приезжали из института по направлению - ведь всем давали квартиры, на первое время дадут общежитие, а потом квартиру. Приезжают врачи – всем квартиры. Вот и приезжали люди из разных мест, откуда только не приезжали! Оседали, замуж выходили, женились. А сейчас – приглашают работать в Сибирь, по телевизору говорят: «Приезжайте работать в Сибирь, мы вам дадим ипотеку».
- Не квартиру дадут, а ипотеку: кредит на покупку жилья.
- Так вот, на этих самых тестах и на опыте педагога Москаленко, нашей школе поручили провести семинар. У нас была такая учительница – Хорошилова Зинаида Алексеевна. Злая, вредная, маленькая, но, как учительница способная, если бы еще характер… Она терпеть не могла, чтобы кто-то ей командовал. Я это сразу понял, причем, так получилось, что когда школу открывали, её прочили завучем, а тут приехала эта Алла Александровна, старая учительница и «Отличник просвещения Казахстана», и завучем стала она. Эта затаила, видимо, конечно, недоброе. Вызываю: «Зинаида Алексеевна, надо подготовить такой урок по русскому языку - комментированное письмо, больше некому мне поручить, только Вам, семинар», - вот такое обращение, – «Вы, пожалуйста, приготовьте». Она сделает: помрёт, но сделает! Всё так и случилось. Семинар прошёл очень хорошо, на этом её уроке был директор третьей школы Сальников, а у нас антагонизм между школами…

- Между 18-ой и 3-ей? Это даже мы чувствовали. Скрытая конкуренция была.
- Причём, Вы знаете, доходило до того, что наши ребята после восьмого класса шли в третью школу, а их там ставили: ну ничего вы не знаете! Особенно некоторые учителя: физик Пётр Михайлович, потом математичка такая… Зинаида Алексеевна Сальникову очень понравилась, он её приглашает и говорит: «Зинаида Алексеевна, приходите работать ко мне завучем». Нет, не так! Он звонит мне по телефону и говорит: «Вы не могли бы отпустить Зинаиду Алексеевну в нашу школу? У меня завуч уходит, я хочу ей предложить». Я хотел сгоряча сказать: «Господи, забирай, пожалуйста, ради бога!» Но я так спокойно говорю: «Что я могу сказать, если она захочет перейти? - пожалуйста, я возражать не буду, даже если бы хотел возразить, но желание…» - «Ну, спасибо». Он пригласил её, как мы договорились, и Зинаида Алексеевна от нас ушла. Она проработала с Сальниковым полгода и они… ну только что трупов не было. Но из нашей школы она ушла и стало спокойно. А потом еще такой интересный случай. Была у нас учительница, хорошая учительница литературы и русского языка, причём, ранее работала она где-то в какой-то деревне, и вот… Бывшая наша старшая пионервожатая в третьей школе – Рыбина Нина Ивановна - закончила математический факультет и тоже там работала. Нина Ивановна пришла ко мне, узнала, что у нас вакансия и попросила, чтоб я её взял. Я её знал еще пионервожатой в третьей школе, хорошая девочка и хорошей учительницей потом оказалась. И вот она привела эту свою подружку, Надежду Павловну. Такая она вся живая, такая эмоциональная. И как раз она взяла класс, который освободился от Зинаиды Алексеевны. Вдруг однажды приходит такая расстроенная, разнервничалась: «Я больше в этот класс не пойду!» Мальчишка какой-то обозвал её дурой при всём честном народе. А у нас был заведен такой порядок: обсуждать всякие чрезвычайные происшествия, которые произошли в классе, на Совете Командиров (у нас такой орган был придуманный). Собирались раз в две недели: «Пятый, что у вас там произошло?» – «У нас всё хорошо». – «Седьмой?» Встает девочка: «Вот так и так, было сочинение домашнее, написали это сочинение, проверила Надежда Павловна, стала разбор делать и говорит этому мальчишке: «А ты, вообще, как дурак…» А он говорит: «Сама ты дура!»
- Парировал моментально.
- Мгновенно! Весь класс очумел. Она выскочила с урока и побежала ко мне: «Я больше не пойду!» Я, когда это всё узнал, и говорю: «Надежда Павловна, хотите Вы свой авторитет повысить? - придите на урок, скажите: «Петя, ты меня извини, я не права, я тебя так оскорбила…» Он обязательно скажет: «И Вы меня извините…» - «Я перед ним извиняться не буду!» – Надежда Павловна. Уговорил. Всё так и получилось. Она пришла в класс: «Извини меня, я не права была». Он говорит: «Надежда Павловна, это я виноват, конечно, я Вас оскорбил, Вы меня простите, пожалуйста!» Всё, инцидент был решён положительно, а ведь часто учителя заводятся из-за ничего: урок, Петя отвернулся: «Петя, ты что там отвернулся?» – «Да я…» - «Замолчи!» – «Да я что?» – «Я тебе что сказала? Выйди из класса!» ...
- Переходный возраст.
- Да, и вы такие учились, это всё естественно. Вы знаете, если бы мне пришлось еще жить на белом свете сначала, я бы пошёл работать в школу. Мне очень нравятся люди, которые моложе меня, ребятишки, такой возраст – пятнадцать и так далее. Самых маленьких я люблю. И сейчас заглядываю (в школу), очень интересно. Какой-то мелкий народ пошёл, вы не замечаете? Вот такие крохотули, самостоятельно идут впереди мамы, разодетые. А я смотрю, господи, крошки ходят, какие-то букашки. И поговорить с ребятами интересней, чем подчас разговаривать со взрослыми, особенно, если собирается мужская компания. Начинается похабщина, всякие анекдоты и бог знает что. Терпеть не могу! Отвращение! Я никогда не ругался…
- Никогда? И даже на войне? И даже в душе?
- Ну, может быть в душе… Да нет, матом я никогда не ругался, может и думал что-то про себя. А ведь, знаете, когда солдаты идут в атаку, только в книгах и кино они кричат: «За Родину! За Сталина!» Они там орут бог знает что! Политрук выскакивает первый из траншеи и за ним все остальные. Политрук орёт: «За Родину! За Сталина!» Все остальные просто орут. Про Гитлера всякие разные слова …
- Или просто мычат…
- Орут: « А! А! А! А! А!..»
- Это уже идут неконтролируемые эмоции.
- Вылет должен быть такой, крик такой. А Вы знаете, когда-нибудь наблюдали: допустим, метатель молота, или метатель копья, или диска, они раскрутятся и: «А! А! И! И!..»
- Причём, кричат еще, пока снаряд летит.
- А они вслед, такой эмоциональный всплеск. Самое большой удовольствие – это в походе: ночь, костёр и взрослые уже дети 14-15 лет…
- 8 -9 -10 классы?
- Ну да, раньше я ходил с пятиклассниками. Когда восьмилетняя школа была, то с семиклассниками. И вот они между собой разговаривают: о своих родителях, о своей жизни…
- Всё равно, ведь и в таком возрасте какой-то жизненный опыт уже есть, интересно сравнить своих родителей с родителями других.
- Притом они говорят не только о хороших сторонах, но и каких-то плохих. А я сижу и всегда с величайшим удовольствием слушаю их разговоры. Это разговоры без всякого хамства, тихая, такая очень интересная беседа. И я до конца узнаю их самих и их родителей. Никогда не забуду, одна девочка рассказывала: «А мой папа, однажды, пришёл пьяный и за шкаф от матери спрятался, чтобы она его не ругала. Там он заснул в таком положении, что вылезти оттуда не может, орёт: «Выньте меня!» Соседа звали, он шкаф-гардероб отодвигал для того, чтобы отца добыть оттуда».
Повёл я ребят по Калининградской области по памятным местам. Я не помню, как называется это озеро (по-фински оно как-то называлось, его назвали потом «Красавица»), такое совершенно круглое, берега песчаные и громадные сосны - такая красота природы! Мы решили пожить несколько дней на этом озере. Там лодочная станция была, чтобы ребята покатались, покупались. И рыбы полно! Ребята: «Ой, рыба!» А рыба вверх пузом плавает (дети её ловят на уху), а рыба зараженная гельминтами и поэтому всплывает наверх. Она живая еще, но есть её уже, конечно… И вот выкопали ямку большую в песке, туда набралась вода, эту рыбу запустили туда, она там плавает. И порядочно её, не один килограмм! Сидим около костра, разговариваем о чём-то, уже темнеть стало. Идёт какая-то пожилая женщина по берегу прямо у воды и на эту ямку: «Ой, рыба! Товарищи, это ваша рыба?» Ребята отвечают: «Да, мы наловили». – «Ой, вы знаете, у меня такой кот, так рыбу любит, можно я несколько штучек возьму?» – «Бабушка, бери всю»… Мало того, дали ей какой-то мешок. Она поблагодарила и ушла. На другой вечер приходит и приносит - тогда эти конфеты были дорогие - трюфели и всем по конфетке. А нас человек восемнадцать, наверное, было. И такая бабуля интересная: всё знает, прекрасно знала подноготную Аркадия Райкина и про него столько рассказывала, столько про артистов рассказывала. Приходила каждый вечер и заполночь. Такие беседы проводила сногсшибательные! Вы представляете, я и то с интересом слушал. Она пережила блокаду, рассказывала ребятам про блокаду. Как здорово, что вот такие встречи вдруг откуда-то берутся, и ребята долго-долго это помнят! Потом ведь Дубовка есть Дубовка, однообразие. Я Вам скажу, что некоторые побывали в походах, но больше им не пришлось никуда выезжать, нигде они не были и не видели больше ничего. Походы – это такое хорошее средство воспитания. Между руководителем похода и детьми какие-то совершенно новые отношения. Я никогда от ученика уже не могу даже представить, чтобы он какое-нибудь зло школе причинил или на уроках что-то такое…

Начальник лаборатории винзавода (я уже позабыл… как его… может вспомню… не в этом дело!), у него дочка – Ирина, учится где-то в узловской школе. Познакомился я с ней, как и с мамой, на выборах, выборы вместе проводили. Винзаводская парторганизация шефствовала во время выборов над нами, а избирательный участок в - нашей школе, и председатель комиссии всегда директор. Между прочим, я двадцать раз был председателем участковой избирательной комиссии. И на избирательном участке выясняется, что девочка эта прям невозможная: во-первых, очень резкая, во-вторых, грубая и всё такое. И вот, собираемся мы в поход с ребятами в Тарутино и Малоярославец и мама просит меня взять эту Ирину. Я говорю: «Но Вы приведите её, я на неё хоть посмотрю, на Вашу Ирину». Приводят, девчонка, как девчонка, в восьмом классе, по-моему, училась. Я ей говорю что-то и Ирой назвал.
- Я не Ира, я – Ирина. Я не люблю, когда меня так называют!
Короче говоря, я её взял. Что ж она у нас там выделывала: не есть то, не есть это, не хочет то, не хочет это. А через четыре дня стала шёлковая, и, когда вернулась из похода, матери сказала: «Вот где настоящая жизнь! А что ты мне устраиваешь?» А мама сюсюкалась, всякие её прихоти выполняла, а тут: не хочешь есть, ну, господи, бог с тобой, не хочешь – не надо, я уговаривать тебя не буду. Не нравится тебе какао – не пей, попей водички холодненькой. Всё очень просто. Я вот с Вами вспоминаю всякие разные вещи, мне так интересно самому…