Моё поколение - это поколение, читающее газеты и журналы с конца. Ну так уж нас научили. Любой журнал или толстая газета вроде Литературной в прошлом веке начиналась с какого-нибудь постановления пленума КПСС, потом обязательно было что-то про надои и прокатные станы и только ближе к середине читатель находил то, ради чего он это печатное издание выписывал. В конце были статьи про всякие непонятные и необъяснимые явления, призванные немного разбавить рутинное движение застойной жизни и юмор, которые сливались во что-то одно, так как эти явления всерьёз воспринимать было просто не велено… То, о чем я вам сейчас расскажу произошло жаркой летней ночью в году примерно 1990.Наша шахта очень большая, имеет несколько промплощадок, отдаленных друг от друга на несколько километров. Одна такая промплощадка , так называемый Воздухоподающий ствол №3, расположена на окраине города, недалеко от живописной ольховой балки, по которой протекает небольшая речушка-ручей. Необъяснимые события начались примерно в 2 часа ночи. На территории шахты появились несколько субьектов одетых для такого места и такого времени очень странно. На них была серебрито-блестящая обтягивающая одежда, головы были спрятаны под круглые шлемы с непрозрачным стеклом впереди. Их было двое или трое, одинаково одетых, выше среднего роста . Они хаотично и молча перемещались по промплощадке, забегали в административно-бытовой комбинат, в здание шахтного подъёма, чем напугали женщин-машинисток. Этих непонятных и не очень опознанных субъектов видела выехавшая из шахты и ожидающая автобуса третья смена горняков, отпускающая по поводу их странного перемещения по территории не всегда цензурные шуточки. Они не были похожи на переодетых мотоциклистов, в то время вообще с одеждой был напряг, а такую купить было просто невозможно, да и незачем, не для того же, чтоб пугать сонных шахтеров, с очень реальной возможностью получить за это не букет цветов а нечто менее приятное. Их костюмы не были похожи и на тепло-скафандры пожарников – те хоть и серебристые, но толстые и неповоротливые. Они носились по шахте около двух часов и потом, по свидетельству одной женщины-очевидца, встали спиной к друг-другу, закрутились и исчезли…Что или кто это был – так и осталось невыясненным, утром этот случай был расследован на уровне зав.горными работами, только безрезультатно… Днем раньше или позже, я уже не помню, я ехал на работу в переполненном автобусе.По вполне понятной причине в то время автобусы марки ЛиАЗ в народе назывались скотовозами. Народу было очень много, люди как шпроты, не повернуться. И вот я позади себя слышу такой разговор :”Вчера мой пацан с рыбалки прибежал, весь от страха трясётся, наткнулся в балке на НЛО”…Без коментариев…
Немного на эту тему, но чуть в другом ключе: Я очень люблю Вадима Шефнера, у него есть фронтовое стихотворение с неожиданным сюжетом... Марсианин
Марсианин умирал На Земле моей, С Марса он к себе не ждал Белых кораблей. В телескоп он разглядел, Что у нас -- беда, Добровольцем прилетел Именно сюда. В партизанский наш отряд Заявился он, Не гражданский, не солдат, А в бою -- силен. С нами он, как друг и брат, В смертный бой ходил, Он трофейный автомат Сам себе добыл. Марсианин умирал Средь земных людей, Он медпомощи не ждал Со звезды своей. Не страшась в тяжелый час Никаких невзгод, Он на Марсе ради нас Полный взял расчет. С нами радость и беду Он делить привык, Быстро, прямо на ходу Выучил язык. Был он доброй шутке рад, Не заносчив был, В самокрутке самосад Запросто курил. -- Что на Марсе за народ? -- Спрашивали мы. -- Есть ли рощи, синий лед, Снежные холмы? -- Есть ли страны, рубежи, Золото и сталь? Есть ли там любовь, скажи, Есть ли там печаль? Он болтать был не мастак, Он курил, молчал, На вопросы наши так Кратко отвечал: -- Есть любовь и есть оказ, Есть закатный свет, -- Все там -- вроде как у вас, Только смерти нет. Там, на Марсе на моем, Жизнь всегда в цвету. Я вам как-нибудь о нем Лекцию прочту. Марсианин умирал На Земле моей, С Марса он сюда не ждал Белый кораблей Он, громя врага в упор В боевом строю, У деревни Спасский двор Отдал жизнь свою. Лежа в мерзлом лозняке, пулею сражен, На нездешнем языке Тихо бредил он. Он сквозь горестную дрожь Продолжал твердить Слово все одно и то ж, -- Имя, может быть? Он глядел в ночную тьму, В звездную метель, Я под голову ему Подложил шинель. С дальней родины своей Не сводил он глаз, Протянул он руки к ней -- И ушел от нас. И его среди зимы Схоронили здесь. Толком не узнали мы, Что на Марсе есть.
