Из истории Узловой. Судьбы людские. Василий Журавлёв - 17 Октября 2021 - Дневник

Главная » » Из истории Узловой. Судьбы людские. Василий Журавлёв

Из истории Узловой. Судьбы людские. Василий Журавлёв	10:53
В 2013 году, занимаясь историей проверочно-фильтрационных лагерей и лагерей немецких военнопленных на шахтах в окрестностях города Узловая, мы познакомились с Н.В.Журавлёвой. Неожиданно для нас, её воспоминания оказались намного шире выбранной темы. Нина Васильевна хорошо помнила своё раннее детство, начало войны, арест отца по надуманному доносу, проводы его на фронт. Её рассказы были очень подробны, она вспоминала много интересных бытовых мелочей. Слушая её, картины из прошлого неосознанно перед глазами возникали сами собой, как в случайно обнаруженной на пыльной полке кинохронике тех лет. Такие личные свидетельства очень ценны и важны. К сожалению, человеческий век не долог, а мы при этом очень невнимательны к старикам. Старшее поколение уходит, унося с собой сокровищницу человеческой памяти. Личное общение – это то, на что всегда не хватает времени. Кажется, что успеем ещё, но настаёт день – и всё, спросить уже больше не у кого, в отличие от кинохроники, в данном случае назад не отмотаешь. Последние два года из-за пандемии COVID-19 людские потери стали просто катастрофическими. Но нам по-прежнему некогда, хотя сегодняшние средства коммуникации позволяют общаться и удалённо, не покидая своё уютное личное пространство, не выходя из дома. Поэтому призываю вас, всех, кто это читает: не опаздывайте, успевайте! Вспоминает Журавлёва Нина Васильевна Мой папа, как и многие в то время репрессированные люди, был арестован по 58-ой статье. Тогда мы жили в маленьком шахтёрском посёлке Аварийный, что за Северным городком города Узловая. Там располагалась шахта № 2, где папа работал слесарем. Это было между 1937-1938 годом. Нина Васильевна Журавлёва В нашем доме наверху было устроено общежитие, внизу жили семейные – им дали по комнате. Я тогда была маленькая, но кое-что помню. Папа болел воспалением лёгких. Я играла с мамиными коробочками, в которых всегда что-то лежало, раскладывала клавиши с буквами от печатающей машинки, которую ремонтировал папа, когда ночью к нам постучали. «Кто?» – открыли. Как в кино про белогвардейцев: на пороге стоит высокий подтянутый дядька в хромовых сапогах и пенсне – он оказался механиком. Начался разговор. За что состоялся спор – не знаю, но оказалось: этот механик Скляренко заставил некоего Ширяева написать донос, что папа хотел взорвать шахту. Послышалось: «Вы же болеете, оденьтесь». У папы был хороший тёплый полушубок, который он надел и вышел в общий коридор. Время идёт, а его всё нет. Мама сидит, ждёт его. Вдруг спускается живший сверху комендант и говорит: «Что сидите-то, Ваську НКВД забрало, «ворон» чёрный приезжал». Мама – в слёзы. И ещё не рассвело – отправилась его искать. Немецкая аэрофотосъёмка от 6 ноября 1941 года Помню, что у меня болели зубы. Мама закутала меня и оставила дома, а сама отправилась в Узловую – там же милиция была. Это потом она со мной ходила. Рядом с теперешней церковью Успения Пресвятой Богородицы (ул. Советская, дом 8, бывший ДК железнодорожников), поближе к площади, где теперь изготавливают памятники, был дом. Сейчас многое поменялось, а тогда много их было – таких вытянутых бараков. Мне запомнилось и впечатлило то, что здание не имело ни крылечка, ни навесика, а заподлицо со стеной находилась дверь и там – окошечко. Мама спрашивает, мол, к вам вот такого-то забрали. «Нет, – отвечают, – такой не поступал». Тогда она пёхом идёт к папиной сестре (отец у них рано умер, жили они бедно, а сестра была замужем за – как это в деревне милиционер? – оперуполномоченным), и всё рассказывает. На это дядя Ваня милиционер, тётин муж, говорит: «Это очень опасно, к нам больше не ходи». Вот и всё. Нас все бросили, даже папина мама. Один только отцов младший брат, раз у нас в общежитии были мыши, в каком-то оторванном рукаве принёс нам на этот посёлок Аварийный кошку. Ему было лет тринадцать, и он пешком пришёл в Узловую с кошкой. Вот в этом всё общение и состояло. В.К. Журавлёв. 1941 г. Из семейного архива Так мама и ходила. А у папы был друг, Гладышев дядя Паша, который служил в милиции, и раньше вместе с ним работал в шахте электриком. Он жил в другой деревне – Пашково. Бывало, после смены зимой, когда разыгрывалась вьюга, Дядя Паша оставался у нас ночевать. И вдруг мама его встречает и говорит: «Василия-то забрали». Тот посмотрел по сторонам и тихо произнёс: «Валя, я с тобой разговаривать не могу, нас могут увидеть. У нас там всё очень строго». Был и ещё один папин друг, служивший в милиции, по фамилии Козлов. Он проживал в Высоцком. Его имени и отчества теперь не помню. А вот он сказал маме при встрече: «У меня в тех кругах есть друг. Буду дежурить – постараюсь узнать». И вот, однажды, мама пошла к папе и ей сказали: «Бельё можете принести: он больной, с температурой, потеет, ему надо бельё поменять». Мама, что было, отнесла. У неё взяли узелок с вещами, а нам в окошко, прямо на булыжную мостовую выбросили его вещи. Мама их собирала и плакала. Потом мы зашли к маминой сестре, где нас покормили. Когда точно папа пришёл – я не помню, но это было зимой. Потом уже он рассказал, что однажды часа в два или в три ночи его вызвал следователь и спросил: – Журавлёв, а вот если сейчас отпустим, куда ночью пойдёшь? – А какую фамилию не назову - все примут. Папин паспорт, при этом, лежал у следователя на столе. Его отпустили до суда. Потом состоялся суд. Судьёй была женщина. На суде папу оправдали и назвали тех, кто его оговорил – Скляренко и Ширяев. Скляренко к этому времени уже куда-то исчез. Отец был в большой обиде на власть. Он сказал: «Я сидел почти год». Его и в Тулу гоняли во время следствия. Мама очень боялась последствий, мол, «останемся врагами народа, не будут брать на работу, лучше уехать», и папа не стал писать заявление на обидчиков. Вскоре он уехал работать в Казановку на 9-ую шахту (сейчас – посёлок в Кимовском районе Тульской области) и позже забрал нас – прислал за нами машину. Там наша семья прожила до того момента, когда уже начинала вводиться в эксплуатацию шахта № 8 треста «Молотовуголь». Мама всегда говорила: «Мы на Дубовку приехали за год до войны», то есть в 1940-ом году. Папу забрали на фронт 23 июня 1941 года. Отправляли из железнодорожного клуба, который потом стал ДК, а сейчас его перестроили в церковь. Мы с мамой его провожали. Папа давал мне деньги, и я бегала в магазин за папиросами. Папа ненадолго к нам мог подойти, а потом возвращался на перекличку. Там была площадка такая высокая и ограда железная, вход центральный от железной дороги. Все провожающие с детьми, народу – тьма. Несколько раз он к нам выходил и опять уходил на перекличку. А раз ушёл – и долго-долго его нет. Тут кто-то крикнул: «А их уже погнали!» С той стороны клуба выход был, мы и не знали. Все побежали, ринулись к железной дороге. Справка Журавлевой В.П. о мобилизации ее мужа А там, как сейчас помню, стоял состав длинный-длинный. Тогда никакого моста не было, просто полотно железнодорожное. А вдоль его, где посадка на поезд, были такие деревянные настилы. Это сейчас железобетонная платформа, а тогда были деревянные трапы. И там – где доска выбита, где щель большая. И тут эта людская лавина! Я помню поезд товарный, открытые двери, все кричат, и не поймёшь, кто кому. А поезд уже тихо-тихо уходит. Многие из провожавших падали, и я кувыркалась на этих трапах, где доски выбиты. Сама станция была на этой стороне, не на той, но до самой станции было далеко, прилично. А мы были прямо возле клуба. Так было всё продумано, всё предусмотрено. Потом папа ещё неделю был в Туле, их там формировали. Ведомость Тульского военно-пересыльного пункта. Номер команды: Ю-188 Мы остались в комнате семейного общежития без ничего – мама не работала. Где-то в сентябре 1941 года к нам на Дубовку приехал муж папиной сестры – дядя Ваня Панасенко, работавший милиционером. Он осторожно поведал маме, видимо, что-то знал: – Фронт приближается, всякое может случиться; при отступлении наших, чтобы не достались врагу, возможно, и этих домов на Дубовке не останется – могут сжечь. Вдруг это всё осуществится – как ты тут останешься с детьми? Переезжай к нам в деревню». И мы переехали к бабушке в село Высоцкое. Туда же из Узловой приехала и бабушкина сестра с двумя детьми. Справка о составе семьи Журавлевой В.П. От папы приходили письма, их было немного, потому что уже осенью он попал в плен. Нам пришло извещение, что он пропал без вести. А потом маму вызвали и дали ей другой документ, что он умер в плену. Маме стали платить пособие на детей 24 рубля. Это было единственное средство к существованию. Регистрация советских военнопленных, доставленных в лагерь Stalag XI D в Эрбке PS. Василий Кириллович Журавлёв, будучи красноармеецем 501-го стрелкового полка 162-й стрелковой дивизии, 30 сентября 1941 года в н.п. Карпово (Сычёвского района Смоленской области) был захвачен в плен и направлен в лагерь, который имел нумерацию Stalag 321 XI D [Kriegsgefangenen Mannsschtatsstammlager]. Располагался он в районе населённого пункта Эрбке (пригород Бад-Фаллингбостеля). Учётная карточка военнопленного В.Журавлёва Жили военнопленные сначала под открытым небом в самодельных землянках и шалашах из подручного материала. К ноябрю в лагере находилось примерно 14 000 военнопленных. Только тогда началось строительство деревянных бараков. Лагерные землянки и шалаши, Stalag XI D в Эрбке С ноября 1941 по февраль 1942 лагерь был изолирован из-за эпидемии сыпного тифа. За это время 12 000 военнопленных умерли от голода, холода и болезней. По данным ассоциации «Военные мемориалы» всего на кладбище Stalag 321 XI D Эрбке захоронено 30 094 умерших советских военнопленных. Василий Кириллович Журавлёв умер 25 декабря 1941 года. Страница из печатной Книги Памяти Ещё воспоминания Н.В.Журавлёвой: Немцы в Высоцком В поисках лагерей НКВД. Дубовский лагерь на ул.Островского Святочи России
Категория: История родных мест \| Просмотров: 661 \| Добавил: foxrecord \| Рейтинг: 5.0/1 \|