Рейтинг@Mail.ru
Воскресенье, 01.12.2024, 21:06
Приветствую Вас Гость | RSS
Мир моих надежд
Главная » 2012 » Декабрь » 2 » Беседы с В.М. Женко. Часть 8
Беседы с В.М. Женко. Часть 8
14:51
В.М.Женко - Заслуженный учитель РСФСР
На фронте (до третьего ранения)

- Владимир Митрофанович, расскажите о службе после второго ранения.
- Вы знаете, мне пришла в голову мысль поподробнее рассказать о начале моей службы в 325 инженерно-сапёрном батальоне. Я Вам рассказывал, что попал туда как сапёр, рядовой, копал яму под жерди? Была интересной такая вещь, деталь…
- Нет, об этом не было речи. Любые мелочи интересны. Для меня, например, они мелочами не являются.
- В первый свой сапёрный батальон 40-й я попал по своей воле: меня взяли туда как чертёжника, но я стал минёром. Вечером мы прибыли на распредпункт, у нас проверили документы - в моей военной книжке было написано ВУС 21 (военно-учётная специальность) – сапёр, - а уже поздно вечером: «Иванов, Петров, Сидоров… Женко…построиться! На машину! Садись!» И поехали. Куда? Никто никому не докладывает куда его везут. Ну вот, приехал я в инженерно-сапёрный батальон.
- Уточним: шёл 43-й год.
- Да. Нас разместили в бывшей школе в Усть-Славянке, пригороде Ленинграда.
Эта двухэтажная школа размещалась возле дороги, и второй этаж школы был в уровень этой дороги. Меня как раз поселили на втором этаже. Утром построение и первый вопрос: «Повара есть?» Сколь не доводилось мне быть в частях, но я до сих пор удивляюсь, что всегда в первую очередь обязательно спрашивают про поваров. Повара нужны были.

Немецкая аэрофотосъёмка. Рыбацкое и Усть-Славянка, 16 сентября 1942 г.

- Востребованная специальность! Везде, при любой власти!
- Отвлекусь. Когда я служил ещё в роте автоматчиков, у нас была батальонная кухня и кормились вместе со стрелковым батальоном - в роте специальной кухни не бывает, потому что это через чур жирно. И вот, случайно или неслучайно, с проверкой приехал командир полка и, конечно, - на кухню. А повар докладывает: «Товарищ полковник! На завтрак - каша пшеничная; на обед - суп пшеничный, каша пшеничная; на ужин - каша пшеничная! Докладывает повар Пшеничный!» Полковник с недоумением косится на командира батальона, который согласительно кивает…
- Мол, правда, правда.
- На другой день приказ: откомандировать в распоряжение штаба полка… Ну и вот, утром нас из школы построили - вопросы: есть ли повара – поваров нет, есть ли шофера – шоферов нет – и разбили: в такую-то роту, в такую-то роту, в такую-то роту… Я попадаю в третью роту и меня отправляют из Усть-Славянки в Колпино, где на берегу пруда на нижнем этаже трёхэтажной школы находилось расположение нашего батальона.

Немецкая аэрофотосъёмка, г.Колпино, 16 сентября 1942 г.

Утром после завтрака старшина всех построил и объяснил: пойдём копать ямы, чтобы поставить шесты. Тогда к переднему краю строилась дорога: делалась насыпь, укреплялась; собирались в наступление - всё-таки 43 год. Дорога была уже почти построена. Её нужно было маскировать. Проходила по чистому болоту. А жерди надо было ставить через определённое количество метров и с обеих сторон дороги. На них накидывалась зелёная маскировочная сетка. Ну, Вы в кино видели, что это за штука такая. Под сеткой, как по тоннелю, проходят машины. Насколько это сверху не видно – не смотрел, не знаю, но считается, что это спасает от бомбёжки.
- А бомбили при строительстве?
- Да не знаю, я и не попал на строительство, только на маскировку попал. И вот надо выкопать норму: четыре ямки определённой глубины. Мне дали лопату, на лопате – метка. Были забиты колышки. Мне отсчитали четыре колышка, и я как раз оказался крайним к переднему краю, все остальные как бы…. Попробовал: ой, копать как легко, Господи, - торфик, торф, что ты! Небольшой слой торфа, а под торфом синяя глина – шахты рядом. Её не раздолбишь ничем! Маленькие кусочки отколупываются. Руки сбил. Тут обед, а я ни одной ямы не выкопал. Принесли обед. Я получил в котелке еду, сел около своей ямы и думаю: «Ну что мне делать?! Ну не могу я выкопать эту яму!» Руки все испортил: мозоли полопались тут же. Есть мне неохота. И грешная мысль такая: сбегу я в свой сапёрный батальон, благо расстояние недалёкое – может всего километров пять придётся бежать. Перерыв на обед. Лёг, в небо смотрю. Подходит какой-то лейтенант. Я поднялся. Он: «Сидите, сидите». Сел: «Ну, как дела?». - «Товарищ лейтенант, вот видите, я ещё ни одной ямки не выкопал и не знаю, что теперь делать». У меня ни сноровки нет и сил нет, то есть у меня физическая сила, может, и осталась, но руки-то уже не могут копать. Он осмотрел лопату. А черенок, правда, нехорошо оструганный. - «Так, откуда Вы, кто?». Я представился. – «До войны где учились? – В железнодорожном техникуме. – Ну, какие же у Вас там науки были?» Говорю: «Топография была». – «И Вы топографию знаете? – Знаю, конечно». Он достаёт планшет, открывает карту: «Это что? это что? это что?» Я ему сказал, где тут высота, где впадина, сказал и показал. Говорит: «Вы согласитесь пойти? У нас организуется внештатный инженерный взвод разведки. Нам нужны люди, которые знают топографию, для того чтобы читать карту, и местность наносить на карте, находить определённые точки». А я ему: «И копать не надо?..»
- В данный момент это было самым главным!
- Самое главное! Куда угодно, но лишь бы не копать!.. А там старшина где-то крутится. Он кричит старшине: «Старшина-а!» Тот докладывает: «Старшина такой-то явился!» - «Так, старшина, это Вы выдали такому-то лопату? – Так точно! – А Вы не посмотрели какой черенок?» Тот берёт в руки лопату: «Виноват!» - «А почему Вы не выдали руковицы? Ведь положены руковицы для таких работ! – Виноват! - Ну вот, старшина, ты ямки эти сам будешь копать. Повторите! – Ямки эти буду сам копать! – Хорошо». А мне говорит: «Вы поешьте, я за Вами зайду, и мы пойдём в Колпино». У меня сразу настроение, аппетит. В Колпино он послал меня к лейтенанту Новосёлову, который был назначен командиром этого взвода разведки. В отдельной комнате собралось нас таких 20 человек. Переоформление заняло время до вечера. Со спокойной душой я лёг спать и вдруг среди ночи меня толкают: «Тебя требуют в штаб». Вскочил, иду в штаб. А время где-то часа четыре ночи всего. Сидит начальник штаба, старший лейтенант, по фамилии Загоскин (потом-то я его хорошо знал), очень симпатичный человек, очень добрый и хороший. – «Вот так, собирайтесь и прямо сейчас Вас отвезут в инженерный отдел штаба армии. Вы откомандировываетесь на 10-ть дней. Получите по аттестату продукты на складе, довольствие». Я прокопался часов, может, до 6-ти или 7-ми. Меня посадили на машину и привезли в село Рыбацкое. Если по карте, то идёт Славянка, дальше Колпино, а Рыбацкое - ближе к Ленинграду, то есть совершенный пригород. И там, в одном из домиков, был штаб 67 армии инженерных войск. Главинж (главный инженер) – подполковник Лисовский. Кстати, главным инженером Ленфронта был Бычевский. Этот Лисовский был дальтоником, любил цветные и очень хорошо заточенные карандаши, а его адъютант, лейтенант, носил ему целую коробку этих карандашей. Он пишет, значит, сломает, берёт другой карандаш, и распоряжения, написанные его рукой, на документах оказывались разноцветными. Вот такая интересная деталь. Мужик был хороший, но далеко не военный… Меня передали какому-то генерал-майору. Большая комната, посереди стоят два сдвинутых стола, за маленьким столом сидит девушка-машинистка, в закоулочке, как ниша, стоит койка. Сказали: «Будешь спать тут». Девушка печатает на машинке, мне приносит донесения - инженерные сооружения противника, инженерные сооружения наши в обороне армии. Это бог знает какое расстояние! Если для дивизии - 14 километров, то в армии сколько этих дивизий!
- Ну, километров пятьдесят – это уже для армии.
- Это уже наверняка!
- Диапазон армии.

Владимир Женко - кавалер медали «За оборону Ленинграда» 2 октября 1944 г.

- А работать-то нечем: ни туши, ни перьев специальных. Говорю: «А чем я работать-то буду?» Меня спрашивают: «Вы условные знаки знаете?» «Я не знаю военных условных знаков, но вы мне покажете, и я буду знать». Как пушка обозначалась, как танки я и правда не знал – откуда мог знать?..
- …огневые точки, позиции, инженерные сооружения…
- Я помнил, что в госпитале работал с художниками и Алексей Иванович (фамилию его я как раз плохо помню) мне тогда сказал: «Если тебе понадобится что, то приезжай, я тебе дам». И тогда я говорю: «Отпустите меня в командировку в Мельничные ручьи, в госпиталь, и я привезу тушь – и цветную, и любую, - акварельные краски и т. д. Пишут…
А тогда писали чертёжными трубочками (но Вы можете, конечно, этого не знать) – такие трубочки, вроде пипетки…
- Рейсфедером чертили и писали…
- Нет. Тут только носик длинный; этот носик на спиртовке загинается, и получается такая вот штучка. Макаешь в тушь и - пишешь. Трубочки разного размера, под разный шрифт. Там же всё компактное, стандартное…
И дают командировку: «Езжай».
- Инициатива!
– Ой, мне так хотелось снова попасть в тот госпиталь! Ну что ж, приехал, а художника этого-то и нет, а осталась девушка из приёмного покоя.
Вот у меня там тогда друг объявился, который со мной жил, Борис, так вот они друг другу очень понравились. Я там был, естественно, третий лишний. И когда Бориса отправили на фронт в действующую часть, я к этой девице ходил вечером в приёмный покой: раненых нет, она одна сидит: что делать-то - нечего! Сидим, болтаем…
Я эту девушку нашёл, и она сказала: «Алексей Иванович, на всякий случай, если ты вдруг приедешь, оставил тебе краски акварельные, тушь, перья, трубочки, карандаши». Странно, но в штабе даже карандашей простых было.
- Действительно, на таком уровне, в штабе армии…
- Ну, может быть, они где-то и были, но никто не удосужился мне их дать. Я там у них переночевал и утром поехал обратно.
- С товаром!
- С товаром, как надо. Приехал. Доложил. Полковник какой-то: «Покажите, что Вы привезли. Хорошо. Работайте». Ну и всё. Утром рано встаю, на плите себе какую-нибудь кашу сварю, полопаю и, не разгибаясь, лёжа на этом столе на громадной карте, из всяких клочков, донесений от разных батальонов и, Бог знает откуда, наношу обстановку.
- По карте ползком…
- А девушка на машинке печатает описание.
- То есть Вам нужно было по её описанию нанести обозначения и обстановку?
- Обстановка - в донесениях, а перечисление того, что там получается, она уже с карты берёт после меня. У меня пояснений никаких нет - только условные обозначения. И всё. Вот так и работали. Я там одурел. Почти не спавши. И торопят, и торопят. Этот генерал-майор: «Долго ещё?! Долго ещё?!» «Товарищ генерал-майор, но ведь приносят ещё. Я, может, и закончил бы, если б мне больше ничего не приносили»… И наконец, всё. Теперь над обстановкой надо было написать заголовок «Оперативная карта операции «НЕВА-2». Совершенно секретно. Наступление». Десять расписок всяких, подписок, что я ничего никому не скажу: где был, что делал. Даже командир батальона не знал, что меня откомандировали. 
- Наступательная операция готовилась, 43-й год?
 


Четвёртая серия документального фильма «Ленинградский фронт». Освобождение

Это была осень 1943 года, а само наступление началось в январе 44-го, - операцию подготовить ещё надо.
- По деблокированию Ленинграда?
- Снятию блокады.
- Вот интересно было бы сейчас взглянуть на эту карту! На плод своих рук. Сейчас она где-то лежит в архиве (пока реальную карту 43-44 гг. найти не удалось, но можно посмотреть, как выглядела карта этих мест 41 года)
- Она лежит в архиве, безусловно … Я тогда настолько устал! И только уже к утру заголовок написал. Мне: «Давай, давай, давай!» А не могу уже писать, лежу, засыпаю. Очухаюсь – ещё букву напишу. И так боялся испортить, думал, тогда убьют. И наконец, когда пришёл генерал, я сказал, что карта готова. Он позвал какого-то старшину и заставил его свернуть эту карту. Я бы её не свернул, потому что навык должен был быть такую большую карту свернуть как положено. Она же не просто сворачивается трубкой, а частями. Я подхватил свой вещь-мешок – оружия, конечно, у меня не было - и забыл отметить командировку и взять пропуск. И мотанул через Славянку в Колпино.
- На радостях! Побыстрей смотаться оттуда!
- … и сумел дойти только до КПП перед Славянкой. - «Ваши документы!» Показал красноармейскую книжку. – «Куда? Что? Откуда?»
- А говорить-то нельзя!
- Говорить нельзя, где я был! «Куда? - В такой-то батальон. – А где он? - Вон там-то. – Так, снимай ремень и – в землянку». Я лёг на нары и заснул сном праведника. А они позвонили в батальон и заставили прислать двух автоматчиков – я же арестованный, документов никаких нет, вдруг сбегу! И два автоматчика утречком меня доставили домой. Никто даже ничего не спросил: ни командир батальона, ни начальник штаба. «Явился? – Так точно! – Хорошо».
- Люди же в теме, понимали, куда Вас направили. А проблема с отметкой командировки потом решилась, её закрыли?
- Нет. Раз пришёл я в свою часть, то больше уже ничего не нужно было. На этом всё и закончилось. Дело в том, что я человек всё-таки предусмотрительный, и раз притащил туда тушь, акварель, то потом всё обратно с собой забрал и унёс, а они у меня не спросили.
- Им, видать, и не нужно было, не царское дело…
- Вообще, должен был оставить, раз у них нет. Коли не спросили, я всё притащил к себе в батальон и отдал в штаб начальнику 4-ой части лейтенанту Петрову на хранение в сейфе с секретными документами. 4-ая – это секретная часть, где хранятся секретные документы, карты, досье на всех офицеров, личные дела. Он же, начальник части, оформляет допуски к секретной работе.
Потом мне эти краски пригодились. Дело в том, что шла подготовка к наступлению, и нужно было всем изучать мины: и немецкие, и наши, советские. Но пособий никаких не было. Были только натуральные мины, а нужны были пособия, чтобы солдатам объяснять их устройство, принцип действия…
- В разрезе показать…
- И вот меня не сразу, а дней где-то через двадцать, опять пригласили в штаб. Спросили: могу ли я это сделать, я сказал: «Могу». И на стандартном листе бумаги, ватмане, в изометрической проекции с разрезами и разъяснениями делал эти учебные пособия. Тут и краски, и тушь пригодились…
Потом, когда уже с финнами закончили воевать в сентябре 44-го года, меня с фронта отправили в Военное инженерное училище. Надо отметить, что к концу моей жизни в батальоне (раньше он считался армейским батальоном, т. е. отдельным армейским батальоном, который подчинялся штабу армии) вдруг неожиданно в 23-й армии, воевавшей тогда на Карельском перешейке, три батальона объединили в инженерно-сапёрную бригаду, и наш 325-й батальон стал называться 175-ым батальоном 20-ой инженерно-сапёрной бригады. И где-то в начале сентября из нашего батальона начальника 4-й части забрали в бригаду. Он стал начальником 4-й части бригады. До этого должность его была лейтенантской, а тут уже стала, по-моему, капитанской. А у нас с ним были очень хорошие взаимоотношения. Он был таким хорошим человеком, сугубо гражданским. Я, бывало, приду с задания в штаб, доложу и к нему обязательно загляну. Рассказываю ему что-нибудь, что у меня есть, а он: «А у меня есть дочка, 12-ти лет» и называет её имя. Он очень свою дочку любил, она вместе с женой тоже пережила блокаду. И я чувствую, что он, наверное, сделал так, что меня перевели в оперативный отдел штаба бригады чертёжником.
- А звание у Вас какое тогда было?
- Сержант. Перевели как-то сразу, не предупредив: «Откомандировываем тебя». И на мотоцикле привезли меня в штаб бригады. Начальник оперативного отдела – подполковник. Я никогда его не видел трезвым.
- Как же человек руководил-то, как же воевал?..
- Вот обязательно от него попахивало. Дело в том, что война-то с финнами кончилась, делать-то нечего уже. Начиналось сплошное разминирование. Договорились разминирование проводить вместе с финнами.
- То есть они предоставляют свои карты минирования, наши – свои…
- Мы же наступали. Мы не минировали, а только разминировали дороги. А у них же были сплошные минные поля. Вот им и предъявили, чтобы они предоставили своих сапёров на разминирование
- Значит, они предоставили информацию о расположении своих минных полей. А разминировали наши?
- И наши, и финны – совместно. Ещё строили дорогу через болото. И вот в оперативный отдел вечером из батальонов приносят боевые донесения: сделано то-то и то-то. Нужно составить боевое донесение в штаб армии, проиллюстрированное схемами. Я занимаюсь схемами, девушка - на машинке печатает сводное донесение, своего рода сводную ведомость: что сделали батальоны.
- Из нескольких делает одно.
- И подписывать донесение должен начальник оперативного отдела, а его нет. Так вот эта девица научилась за него подписывать, а он…
- Доверял.
- Не то, что доверял, а просто передал это всё в чужие руки. И вот мы вдвоём, значит, всё вот это сделали.
- Руководили отделом, я понял…
- Я уже тогда понимал, что это никому не нужная работа. Понимаете, боевой работы-то нет, а формальность соблюсти надо. И вот документ запечатывается в конверт, прошивается, ставятся сургучные печати, и мотоциклист доставляет его на пункт сбора донесений ПСД. Причём, ставится гриф «Совершенно секретно», но там вообще ничего секретного нет – ну дорогу строят. Потом через несколько дней я обнаружил, что дорога составляла всего 12 километров, а по донесениям уже построено километров пятнадцать. Я звоню по этим батальонам: «Как же так, товарищи? Я вот сложил всё…» - «А была разрушена, бомбёжки, мы снова переделывали».
И вот оттуда – работа этого же лейтенанта Петрова – меня направили в Ленинград. Он меня пригласил к себе: «Мы направляем тебя в Военно-инженерное училище». Я удивился: «Как это так?!» - «Вот так!»
- Предложение выучиться на офицера.
- Да. А Ленинградское Военно-инженерное училище располагалось в Ленинграде на Лесном проспекте, откуда его, когда началась блокада, эвакуировали в Кострому.

В этом здании на ул. Симановского в г. Костроме в годы войны
располагалось управление Ленинградского военно-инженерного училища

Мы объединились вдвоём: из какой-то совершенно другой части в это училище направлялся старшина Смеловский, и я с ним. У старшины, помню, на левой руке не хватало двух фаланг пальцев. Пакет. У старшины полевая сумка. У него также был трофейный музыкальный инструмент: гармошка не гармошка, баян не баян – мы не представляли что это. Если у баяна и гармошки на одной стороне лады, на другой басы, то у этой - по-другому. И что это? Но красиво инкрустирована: красно-бордового цвета, вся блестит, роскошно. Она у него в простыне какой-то была завёрнута, он с ней так и поехал. На станции Всполье по дороге Ленинград-Москва у нас была пересадка. Следующего поезда надо было ждать до утра. И тут какие-то цыгане, цыганки нам голову закрутили: «Давай погадаем». А народу – военных, инвалидов, гражданских – столпотворение. Мы на вокзале, всё-таки, нашли местечко на длинной вокзальной скамейке: ноги – тут, голова – там. Утром поднялись, под колонку – умываемся… - «Старшина Смеловский, Вам предлагается явиться к военному коменданту! - объявление по радио, - Старшина Смеловский…» - Кто? Что? Чего? Он, конечно, быстро вытерся и помчался к коменданту. Приходит.
- «А у Вас этот секретный пакет цыганки спёрли!»
- Вот это фокус! И зачем же он им понадобился?
- А у цыганок – как уж там? - этот пакет забрал патруль и – к военному коменданту! Он его ругал, он его чистил!
- Обошлось без последствий?
- Да. Там же не донесение какое-то - сопроводиловка наша.
- Мог бы за это дело статью «пришить» – нечего делать! Если подойти формально, то…
- Конечно, секретный пакет потерять! Ясное дело.
Мы приехали в Москву. А у него в Москве какая-то знакомая женщина: то ли подружка бывшая, то ли через кого-то просто знакомая. И мы, короче говоря, отправились ночевать к этой женщине. Утром нам нужно было эту гармошку продать. Я остался дома, а старшина пошёл в комиссионный магазин, где к нему прицепился какой-то гражданский товарищ: «Вы эту гармошку не сдавайте. Вам в комиссионном магазине за неё много не дадут. Я Вам помогу её пристроить». Хоть у нас имелось командировочное предписание, и дни в запасе ещё были, но шататься по Москве, «светиться» и лишний раз встречаться с патрулём неохота, конечно. И вечером на такси он нас повёз в гостиницу «Москва». А там в это время в ресторане выступал Утёсов со своим джазом. Мы увидели зал ресторана, офицеры, женщины – всё это очень шикарно… Война же! А тут?! Этот товарищ и говорит: «А вон в углу сидит Сталин Василий». Он повёл нас через кулисы, где располагались комнаты артистов. Вышла Эдит Утёсова. Старшина и говорит, мол, так и так, не нужна ли такая гармошка для вашего джаза. Она посмотрела, попробовала: «Нет. Я такую и не видала ни разу». Такой писклявый голос. Так что продать гармошку за большие деньги нам не удалось.
- Зато побывали в каком месте!
- Да, так хоть поглядеть! Эдит Утёсову вот так близко видел.
- И Василия Сталина видели.
- Издалека. На другой день мы эту гармошку всё-таки сдали в комиссионку. Купили водки, закуски в коммерческом магазине и с этой дамой втроём как следует врезали!
- На троих – святое дело!
- Ещё день пробыли, а потом поехали в Кострому. А там надо экзамены сдавать по математики, истории…
- Наверняка, по русскому языку или физике?
- Нет. Я помню математику и историю… Ну, какие-то три предмета. Я до сих пор помню, что на экзамене мне достался вопрос об объёме усечённой пирамиды, и я эту теорему, как ни странно, доказал. Может, не совсем хорошо, но довольно уверенно.
- Убедил.
- Всё. Со старшиной мы проходим, экзамены сдали, но пока находимся в карантине. Теперь - медицинская комиссия: я прошёл, а старшина – нет. Он кого-то начал уговаривать, но ему сказали: «До особого распоряжения. А пока мы Вас задерживаем - должна быть комиссия». Имелась в виду приёмная политическая, так сказать, комиссия: кто твои родители, чем они занимались до 17-го года и т. д.
- Проверка на благонадёжность.
- Во главе этой комиссии был начальник училища, генерал-лейтенант, инвалид войны, без ноги. И вот, старшину Смеловского не берут. А порядки там были очень жёсткие. К этому моменту мы уже натерпелись, дни-то идут. На обед идти: «С места с песней, шагом марш!» Там до столовой дойти 15 метров. Нет! Тебя по плацу проведут круга два и только потом заведут столовую. Построят возле столов. Старшина командует: «Садись!» И ты должен сесть и рядом хлопнуть головным убором! - «Тр-р-р! Встать!.. Садись! И вот так раза три, четыре. Мне до того это всё отвратно стало – не могу!
Я последний год служил в инженерной разведке, так какая там дисциплина была! Боевые задания я все выполнял. Я не мог их не выполнить. А так-то, с нашим командиром взвода лейтенантом Новосёловым мы могли водку пить вместе, и это нечуть не мешало службе и нечуть не мешало мне уважать его и подчиняться ему. А ему не мешало давать мне любые задания, вплоть до того, что это может быть последнее в жизни задание.

Учебные помещения военно-инженерного училища в Костроме

И когда я узнал, что старшину не взяли, то наотрез решил: в этом училище чёртовом учиться не буду! И зачем? Ведь я никогда не хотел быть офицером, меня это никогда не прельщало. Сначала, когда меня послали, взыграло самолюбие: «Училище! Не каждому дано!» А тут, нет – не хочу. На комиссии я этому генералу говорю: «Товарищ генерал, откомандируйте меня, не могу здесь учиться. Война ещё не кончилась, а я должен здесь, в тылу»… - «Где Родина приказывает, там и надо быть! Видишь, я без ноги, а служу! Родина приказала, и я служу! - Товарищ генерал, у меня брат погиб на фронте, я ещё за него не отомстил. – А где брат погиб? – Под Москвой. – Ну ладно, значит, не хочешь учиться у нас, не хочешь быть офицером? – Не хочу». В училище два года надо учиться. А уже осень 44-го года, считай уже зима. Думаю, войну-то довоюю как-нибудь на фронте. Из училища нас на фронт не пустили, а откомандировали под Москву на 3-месячные курсы младших лейтенантов.
- Получается, они вас перенаправили.
- Перенаправили: не хочешь два года учиться, через три месяца будешь на фронте младшим лейтенантом.
- И всё равно офицером.
- Да. Но там было обязательное условие: если ты сержант инженерных войск, то при выходе будешь лейтенантом, но тоже инженерных войск.
- По профилю.
- А там мы вообще не захотели учиться! Нас там промариновали сколько-то времени, но всё-таки мы добились: нас откомандировали. Но опять откомандировали не туда, куда надо – в Кимры. Это по Савёловской железной дороге. Через Волгу перейти – там Кимры. Курсы «Выстрел». На них ведётся переподготовка: три месяца – и ты офицер. А куда попадёшь - неизвестно Мы на эти курсы прибыли. Заходим в штаб, а там майор печку раздувает. Я думаю: «Боже, мой!» Нас не стали спрашивать кто мы и зачислили в миномётный батальон. Миномётчиком буду, значит.
- Из сапёров – в миномётчики.
- Время-то идёт, уже снег выпал, зима. Нас отправили на заготовку дров. 20 человек команды, старшина (только другой, не наш) над нами. Землянки. Мы валили деревья, пилили метровые чураки и складывали их на дрова. Кормили нас по офицерскому довольствию: масло, белый хлеб – кормили на убой. И в один из вечеров мы отправились в соседнюю деревню на танцы и, как на грех, – проверка, а нас нет никого. Через день – документы в руки и нас отправили в кимрский райвоенкомат. Там была составлена группа человек 12, наверное, куда попал и только что призванный молодой парень - в нашу компанию попал. В гражданской одежде. И вот уже оттуда нас откомандировали
в подмосковное Нахабино в Запасную танковую бригаду.
- Там танковый полигон был.
Прибыли мы в танковую бригаду и - в штаб, докладываться. Смотрю, а писарь, который нас записывает, служил со мной в роте автоматчиков. Тогда был прорыв блокады, мы наступали на какой-то посёлок. Немцев в нём не было. Однако, его кто-то ранил из своих: стрелял из автомата и ранил в плечо. Я увидал: «Ой!» И он тоже: «Ой! Здорово! Как ты? Живой!» Говорю: «Слушай, у вас маршевая рота есть?» - «Да вот мы сейчас формируем маршевую роту. – Запиши меня в маршевую роту. – Ну как, уж так сразу? – А чего? Я сейчас поговорю со своими ребятами - нас тут несколько человек, – может, они согласны, чтоб не корпеть тут в тылу-то. Ведь кормят плохо, по 2-ой категории». И все ребята:
«Чего тут сидеть?!» Все ребята молодые. И этот мальчишка с нами, которого призвали в армию. Он с 1926 года. И нас всех - в маршевую роту. Но нужно сдать экзамен по всем видам стрелкового оружия: винтовка, автомат, ручной пулемёт, станковый пулемёт. И даже заставили изучить немецкий пулемёт MG.
- MG-40, по-моему, со сменными стволами.
- Отличный пулемёт. Он мог быть как ручной и как станковый. Ручной – с такими коробками, станковый – с лентой металлической. Ну и всё. Нас обмундировали во всё новенькое, с иголочки. И парня этого обмундировали. Ночью: «Подъём!» И пешком из Нахабино в Голицыно. Близко, километров пятнадцать, может, двадцать.
- Всё равно, это, по сути, марш-бросок.
- Ну да. А что? Зима. Хорошо. Посадили в вагон, в теплушку, - всех в один вагон. Маршевая рота, конечно, большая была, человек 300.
- А ваша компания так особнячком и держалась…
- Вы представляете теплушку: нары в два этажа, в середине печка, труба наверх. На нарах с одной стороны 10 человек внизу, 10 человек наверху – двадцать, с другой 10 и 10 - двадцать. Итого: 40 человек в теплушке. Утром просыпаюсь рано – вагон стоит, никуда ещё не поехал. Открываю теплушку. Утро раннее, солнышко там где-то далеко, показалось только чуть-чуть, день обещает быть ясным, морозец такой – хорошо! Видимо, не снег, а иней, сверху такой чистый. Рядом на путях стоят платформы, а на платформах – чтоб Вы думали? – соль! Просто так насыпана. Целый состав соли! Рядом, на соседнем пути!
- И куда ж его, интересно, везли? Да ещё в таком виде?
- Я беру своих двух ребят: «Ребята, давай вещь-мешки, вытряхивай всё! Соль!» Такая ценность! Я даже успел рано сбегать на рынок, купить мешок сена у бабки; сено ей вытряхнул и забрал мешок. Мы набили солью этот мешок и три рюкзака и спрятали. А тут ещё выскочили люди, набросились, тут же охрана, стрельба в воздух… Тот состав тронулся и ушёл. Кто-то успел, кто-то нет. А мы успели, потому что я рано встал.
- Был такой дефицит на войне?
- Страшный. В гражданской жизни. На фронте, конечно, давали соль, безусловно. А так-то… И вот первая остановка, на которой мы торговали солью – это Минск. В Минск мы приехали рано утром, и ребята стали торговать солью: котелок соли – бутылка самогона.
- Только за самогонку?
- Да.
- Вот ухари!
- Весь вагон…
- Понятно, косой.
- … пьяные не были, но ехать было весело и спали хорошо.
- Минск весь разбитый. Проезжаем Смоленск – живого места нет, одни развалины. Кошмар! Я вот до сих пор вспоминаю Минск: ну ничего, ни одного здания! Станция располагалась на возвышенности и весь Минск, как на ладони.
Наконец, мы приехали в Польшу недалеко от Острова Мазовецкого. Остров Мазовецкий – небольшой такой городишко. Какой-то полустанок, даже и без названия. Прибыли мы туда и сначала нас даже не разгружают. А там: на одном пути стоит состав с танками, на другом – с горючим: на платформах бочка к бочке, бочка к бочке, на следующем - ещё что-то, и мы приехали. Потом нас почему-то тронули назад и на каком-то расстоянии от станции разгрузили и заставили разгружать танки. Надо было подставлять съезд из брёвен. А танк на платформе стоит по её длине, он должен на месте развернуться и съехать. Это искусство, конечно, и не каждый водитель так мог делать. Были ассы: один танк сгрузит, его на второй, на третий и т. д. Поэтому дело двигалось медленно. А прибыли они с полным танковым экипажем.
- Укомплектованы полностью.
- Это было 31 декабря 1944 года. Новый год. И прибыли мы в 1-ый гвардейский Донской танковый корпус 16-ой танковой бригады в мотострелковый батальон, в танковую десантную роту. Разместились в еловых шалашах - и по 100 граммов!
- Наркомовских?
- Да. Ужин хороший, всё хорошо. На другой день – 1 января. Дней шесть мы там жили. И наш мальчишечка простудился в этом шалаше, получив воспаление лёгких. А мы его так оберегали! Ну и слава Богу. Его направили в госпиталь. Конечно, дурь мы сделали: он бы у себя в тылу там пробыл, а тут, на войне, всё-таки, убивают… иногда. И 14 января с Наревского плацдарма (река Нарев) мы пошли в наступление.
- Это в рамках наступательной какой-то операции, надо полагать?
- Последней, Висло-Одерской операции. Это уже в Польше. Как же нас в Польше встречали, господи! Мы окружали Варшаву с севера и считалось, что участвовали в освобождении Варшавы (нам дали медали «За освобождение Варшавы»).

Медаль «За освобождение Варшавы»

Вот там мы повстречали Войско Польское. И даже в одной хате жили с польскими офицерами, которые на русском языке матом ругались, как сапожники. У них просто фамилии были польские, а сами они были русские. Но были там и настоящие поляки. Также много было поляков, предков которых сослали за восстание ещё при царе. Вы смотрели фильм «Четыре танкиста и собака»?
- Кто ж его в нашем детстве не смотрел?!
- Те ребята ведь с Дальнего Востока приехали. Восставших тогда поляков сослали на Дальний Восток, в Сибирь. А это уже их потомки… Тогда мы поняли, что это политика такая: Варшаву должны брать поляки. И вот на танке день и ночь, день и ночь – вперёд, вперёд и вперёд!
- Такой непрерывный марш-бросок - не останавливаться, не останавливаться.
- Ночами иногда останавливались.
- По тылам?
- По немецким тылам, в основном. Вот деревня занята немцами. Разворачиваются танки. Вместе с ними автомашины, пушки, тягачи, бронетранспортёры, зенитки, продуктовые машины, бензозаправщики, то есть бригада, и все - за танками. По улице танки мчатся, а сверху ребята по немцам убьют гранатами, из автоматов.
- Десант, автоматчики.
- Вот мы. Было как. Танковый батальон: командир батальона, потом 3 роты, в роте по 3 взвода. Взвод – 3 танка, рота – 10 танков (и один командирский). Итого: 30 танков. Да ещё танк командира батальона - 31, может, также и начальника штаба – уже 32. А в бригаде 3 таких танковых батальона.
- Где-то 90-100 танков.
- Даже больше ста, потому что ещё службы, ремонтники. И вот, чаще всего, 2 танка идут в головном дозоре впереди километра на два, на три.
- Но это не прямая видимость, с учётом пересечённой местности?
- Нет, не прямая видимость, конечно.
- А связь просто по рации и всё.
- Да, связь только такая. И вот крадёмся километр, два, танк останавливается, мы с него прыгаем, осматриваемся
- Может пушечка какая прячется.
- Всякое бывало. Однажды, представляете, наш танк и немецкий съехались пушка к пушке.
- А как же так получилось, что они чуть не столкнулись?
- Он из-за сарая какого-то выскочил, а мы - по дороге. И даже никто не понял! Случайно совершенно. И немец струсил: задний ход и газу.
- Пока зарядили…
- Пушка была заряжена, можно было навести и шарахнуть, но дело было почти ночью: сумерки, от неожиданности все взволновались. В общем, не попали.
- А немец так и не стрельнул?
- А немец – задом, потом развернулся и, буквально, исчез. Дорога шла мимо поляны, на которой стоял сарай с сеном. Он выскочил из-за сарая. Какой танк – я даже и не знаю. Может, «Тигр», но, скорее всего, нет – Т–IV.

Немецкий средний танк Т-IV с экипажем

Всё произошло очень быстро. А за сараем дорога шла через лес, в котором, как оказалось, стояла конная артиллерийская батарея. По следам увидели: было видно присутствие лошадей, рассыпанное сено. Но они куда-то смылись.
- Бой не стали принимать?
- Наверно, ушли они раньше, конечно, мгновенно уйти не могли – тут с полкилометра всего. И вот дорога поворачивает направо. Чистое поле. Хорошо (после такого переживания). Наш танк шёл первым. Следом – второй, тридцатьчетвёрка. И вдруг врезались в противотанковый ров!
- Не увидели?
- Ну, водитель… Вроде, снежок выпал, всё белое, туманная светлая ночь… И со всего хода! Пушка упёрлась, мы все в этот ров слетели. Хотели вытащить тросом. Зацепили за второй танк, тащили, тащили – никак! Не вытащили. Здорово застрял. Нам говорят: «Оставайтесь тут, а мы поедем за подмогой назад». И вот тут командир машины, лейтенант, говорит: «Я больше не могу». Лёг на жалюзи танка, накрылся каким-то барахлом – спит. Ребята у откоса кто переобувается, кто прикорнул. Я стою на дне рва. Гусеница танка находится наверху.
- То есть Вас не видно было с противоположной стороны.
- Не видно. Смотрю: на противоположной стороне не то собака бежит, не то волк. Сколько я простоял - не знаю: может, 15 минут, может, больше. Вижу, кто-то промелькнул, потом поворачиваю голову налево, – облокотившись на крыло танка, стоит немец в белой куртке (у них были выворачивающиеся куртки: с одной стороны защитного цвета, с другой - белого) И сзади подходит ещё группа немцев. Всё произошло в мгновение. Автомат висел у меня на шее, а палец - на спусковом крючке. Я нажал на спусковой крючок, а у меня прозвучал один единственный выстрел, потому что предохранитель автомата был поставлен на одиночный выстрел. Этот немец подхватился и – драпать! Я вытащил гранату – шарахнул вслед. Другие немцы тоже побежали. А ребята подскочили: «Что? Что? Что?» - граната-то взорвалась!
- Да и выстрел прозвучал.
- Говорю: «Немцы!». Мы пробежали вперёд метров 150 посмотреть, где немцы. Немцев нет – смылись. А впереди лесочек, думаем: «Сейчас они в этом лесочке спрячутся, мало ли, может там у них техника». И тут слышим рокот танковых двигателей. Мы попрощались друг с другом: «Ну, ребят, до последнего!» Танк посредине, а нас всего-то было 8 человек, господи: 4 человека тут, 4 человека там да танкисты Т-34. Лежим, бой будет. Танки, слышим, уже идут - вот они, но оттуда, откуда мы приехали. А это - наши! С души грех свалился. Командир танка: «Ребят, молчок!» Ему ж попадёт, он же должен был выставить охрану. Хорошо, что я вот так стоял, ведь мог сидеть, а то одной гранаты хватило бы, чтоб никого уже больше не осталось.
- Почему немец так близко подошёл к танку, да ещё облокотился?
- Я б мог немца за ногу схватить – так близко он подошёл.
- Неужели он наших солдат не видел?
- Видел, и меня он видел. И автомат у него был.
- А почему он ничего не сделал?
- Да он тоже растерялся, не понял ничего. Подошёл, но не успел – просто не был готов. Причём, я всё время смотрел в ту же сторону, только отвернулся, а он тут же оказался.
- А остальные немецкие солдаты, что шли следом за ним, далеко были?
- Где-то метров пятьдесят от него. Почему я и гранату кинул: она же всё-таки осколками поражает на 200 метров.
- Может, кого и задело.
- Прибыло 2 танка, зацепили нашу машину и вытащили. А один наш парень – чёрт его туда понёс! – решил помочь отцепить трос, хотя это не его дело, танкисты сами должны были этим заниматься. Один из танков, чтобы ослабить трос, сдал назад: перебачил и парня прищемил.
- Насмерть?
- Нет. Но таз лопнул. Такой был несчастный день. Никому ничего докладывать не стали, чтобы не попало.
- А про солдата и обстоятельства ранения? Это ж не в бою.
- Про ранение, конечно, доложили. Но всё равно: в таких обстоятельствах, даже если солдат погибал не в бою, то считался погибшим смертью храбрых.
Вот знаете: снег, буран, холодина жуткая, танки идут через этот буран колонной. Танкисты в танках мёрзнут от брони, а потом там щелей полно, ветер задувает. А на танке возле жалюзи, как Ванюшке-дурачку на печке, - хорошо. Танкисты, кроме водителя, вылезут, а мы на их место - в танк. Место должно быть занято. Нас научили, как заражать, а стреляет командир танка. И вот – польская деревня, как наша рязанская: кой-какие домишки, охапка соломы сверху, различные надворные постройки – очень, очень небогатая. Подъехали к какому-то дому и по команде на ночлег - в хату греться. Входим: большая хата, комнатушка пристроена. Оказалось, что хозяин – русский (попал в плен в 1914 году, женился на полячке и остался там). Разделись, достали сухой паёк, стали ужинать, пить чай. Хозяйка отварила картошки… Как деревня, так - спиртзавод, как деревня, так - спиртзавод. У нас на танке был бочонок на два с половиной ведра. Художественное изделие: фигурная оковка, кран, лакировка. Трофейный. Два с половиной ведра – пить сколько угодно можно. Пили, конечно.
- Здорово пили на фронте?

Солдатские посиделки

- Да нет, я бы не сказал. Но со спиртом приключений, конечно, очень много было, неважных. В этот раз, ладно, мы принесли котелок спирта. Хозяин кричит: «Марыся, пшиди пшинеси едну биксу мьяся (Поди принеси одну банку мяса). В зимней, отделанной мехом шубейке, выходит девушка – чудо краса! Нам тогда она показалась красавицей, что ни в сказке сказать, ни пером описать. И приносит большую консервную банку мяса. Мы сели за стол, посадили с собой хозяйку. И тут девица потом объясняет, что неподалёку находится лагерь военнопленных, там есть пленные русские солдаты. Мы сразу: «Как, где, что?!» А на улице буран. Садимся на танк. Она ведёт нас в качестве сопровождающей, указывая командиру куда поворачивать. Проехали с полкилометра. Два барака, огороженных колючей проволокой, по обеим сторонам вышки. Ворота закрыты. Колючая проволока у немцев высоко сделана, и столбы наклонены вовнутрь, чтоб не перелезть. На вышках, конечно, никого нет. Танком проломили ворота – для него это вообще ничего. В одном бараке были мужчины, в другом – женщины. Сразу крик, шум, радость. А они все тощие, чуть живые.
- По национальности кто, все наши?
- Все русские, наши. Да и в подробности мы не вдавались – некогда было. Один мужик пожилой, с бородой, заросший такой (по манерам чувствуется, что был советским офицером) сказал, что сначала надо всех накормить. А чем кормить? Но девушка объясняем, мол, вон там имение, где жил хозяин, на которого они работали. Нас на танке – туда. С нами этот дед, как мы его тогда назвали, хотя какой он дед!? Но хозяина, немца, нет, он сбежал, а был только управляющий. Он на дыбы: «Я ничего не могу, у меня есть хозяин, я должен здесь охранять!» Мы на него, мол, такой-сякой: «От кого охранять?!» Хозяйство было овцеводческое: громадные сараи, по-особому выгороженные (овец по десять в такой загородке). Надо бы зарезать пару баранов, но ни у кого ничего нет.
- Остаётся только стрелять.
- А дед вытаскивает перочинный нож. Он ловко перерезал им горло барану. И что меня поразило – чуть живой остался, - кровь хлещет, а он её жадно хлебает! Весь в крови: борода, усы - Вурдалак!
- Зрелище ещё то!
- В общем, набрав какой-то еды, мы отправили её в лагерь. Больше мы не вмешивались. Вернулись домой.
- Во-первых, вы освободили людей; во-вторых, обеспечили их едой.
- И всё. Куда они дальше делись – не знаю.
- Да это и не ваша задача.
- Вот такое было приключение.
- Это было уже после этих событий?
- Ну, конечно. Была уже весна, снега не было. Я уже Вам говорил: как деревня, так - спиртзавод, как деревня, так - спиртзавод.
- Сколько воспоминаний!
- У нас дежурство: кто бежит за спиртом? Надо пополнять нашу бочку, хотя не в каждой деревне, конечно, добавляли, но по мере необходимости. Моя очередь. Беру ведро и отправляюсь. Большое двухцветное здание. Там располагаются два громадных бака диаметром где-то метров пять, высотой метра два - там известью очищается спирт. Для того, чтобы этот спирт достать, нужно подпрыгнуть, лечь пузом на край и зачерпнуть. Но уровень спирта оказался очень низко от края, надо далеко наклоняться. Я залез, смотрю, а посреди этого бака плавает мёртвый солдат.
- Наш, бедолага?
- Ну, да. Он, значит, не удержался и, наверно, конечно… И чтоб Вы думали? Смотрю: ребята его отталкивают от борта на середину и черпают спирт!
- И даже его не вытащили?
- Я не вытаскивал. Наверное, кто-нибудь вытащил потом.
- Пройти всю войну и погибнуть вот таким образом! С ума сойти! Иметь такую судьбу – не приведи, господи!
- Но я спирт тогда не принёс. Сказал ребятам, что спирт брать не стал, потому что там мёртвый солдат плавал.
Спирт сначала разбавляли снегом, и у всех болели животы. Представляете, идёт колонна танков, останавливается: налево, направо бегут солдаты, садятся…
- Живописная картина. «Заминировали» вокруг всё.
- И вот лес, поляна: стоят танки, весь личный состав бригады выстроен в каре. Выходит начмед (начальник медицинской службы) бригады, полковник. Команда: «Равняйсь! Смирно! Товарищ полковник, по Вашему приказанию бригада построена!» Тишина. «Ну, что, обосрались!»
- И ещё, небось, добавил пару крепких словес.
- Безусловно. Все хором: «Так точно!»
- Здорово!
- «Спирт пьёте?» – «Так точно!» - «Небось, снегом разбавляете?» – «Так точно!» – «Спирт пить – уметь надо! Вот – учитесь!» Ему подали кружку воды: «Смотрите и запоминайте: тут вода, а тут спирт». Делает глоток воды, потом – спирт, и, не передыхая, чистый спирт сразу запивает водой. «Поняли? – Так точно!» Через два дня у всех всё нормализовалось!
Как нас встречали в Польше! Танки идут по деревне: девчонки стараются воткнуть в танковую щель какие-нибудь искусственные цветы, бросают хлеб, колбасу, бутылки с бимбером…
- Сейчас это уже в прошлом.

В.М.Женко в составе Тульской делегации дружбы в Польше на заводе хрусталя. 1981 г.

- И вот, на марше у деревеньки на границе с Восточной Пруссией у нашего танка слетает гусеница. Танкисты меняют трак, а мы зашли в хату. Нас встречают. Пришли какие-то мужики-соседи, поставили на стол четвертные бутыли с красным бимбером (самогоном, закрашенным для цвета чем-то розовым). И пошли: «За Рокоссовского, командующего фронтом! За Ванду Василевскую! За Осубку-Моравского!» По-настоящему, от души. Потом танкисты подошли. Бригада-то ушла, а мы остались. Наконец, отремонтировались, напились, наелись…
- Заправились и в прямом, и в переносном смысле. Полные баки!
- … и поехали. На снегу хорошо видны танковые следы. Шоссейная дорога. Не то вправо наши поехали, не то влево? Командир танка решил влево. Указатель «Страсбург» (немецкий город). Въезжаем на улицу. Улица узкая, а пушка у танка – длинная. И что-то нам стало подозрительно. Мы с товарищем спрыгнули с машины и - к ближайшему частному дому. Дверь заперта. И вот тут я чуть сам себя не убил. Автомат надо ставить на предохранитель, но он на предохранителе не стоял. Я в дверь прикладом – стук! Затвор отъехал назад, потом вперёд – выстрел: «Бух!»
- И какие были ощущения?
- Да, очень «приятные». Взломали дверь. Я первый вхожу, за мной - мой товарищ. Открываю дверь направо: большая комната, письменный стол, за столом сидит немец, здоровый мужик, гражданский, и на левой руке – повязка: красная повязка, белый круг и чёрная свастика. Говорю: «Фашист?» Молчит, весь позеленел. А харя вот така-а-я! Из двери справа выскакиваем женщина лет 35- 40, за ней другая, совсем юная. Нас увидала - ей сразу плохо. Молодая заорала, помчалась в комнату. А мы стоим два дурака, мол, что делать-то? Мой дружок поглядел на этого фашиста, у которого от одного кармана до другого на цепочке висели часы. Он к нему: «Uhr, uhr, uhr» (по-немецки часы) и в карман. А немец сидит весь зелёный. Как хотелось его шарахнуть! Если бы он был в форме, я бы шарахнул!
- Тем более с оружием.
- И если бы не эти женщины в обмороке.
- Видите, сколько «если».
- И мы выскочили. А тут на угол разветвляющейся надвое улицы немцы уже выкатывают противотанковую пушку. Мы от них от них метрах в семидесяти, может, ста – не больше. И командир танка это увидел, стал разворачивать пушку, а та из-за длины не поворачивается. Тогда он пушку оставил на месте, развернул танк – башня задом наперёд – и газу! И мы с товарищем еле-еле за ним успели. Я изловчился схватиться за танковый трос на корме, а ребята подали мне руки. Немцы так и не успели стрельнуть, как и мы.
- Из стрелкового оружия тоже не стреляли?
- Нет. Всё произошло очень быстро. Отъехали на километр-два от города, а навстречу идут наши танки (только не нашей бригады) брать город, а мы уже…
- Его взяли!
- … в этом городе побывали.
- И всех освободили! Владимир Митрофанович, а зачем вы заходили в дом?
- Узнать есть ли там солдаты, узнать обстановку, кем занят город. Потом всё-таки связались по рации с нашими. Оказалось, надо было свернуть вправо, чуть проехать и ещё раз свернуть на дорогу, окружающую город. Вскоре на опушке леса мы увидели наши танки; их пушки были повёрнуты в сторону врага. Рядом обрыв метров 40, не меньше. Поодаль протекает речка. Левее – железная дорога и железнодорожный мост. Этот берег обрывистый, противоположный – низменный, пологий, мост там упирается в высокую насыпь. По низине вдоль реки бегают немцы, хотят взорвать мост. Мы, было, сунулись вниз, но немцы до того хорошо пристреляли кромку в два пулемёта: сначала один бьёт, потом другой – ну, не высунешься! А делать что-то надо! Тогда наш командир роты, лейтенант, командует: «Сюда! За мной!» и прыгает во вмонтированный в закреплённый в откос слив для отвода воды в виде корыта. Вж-ж-ж - и внизу! Немцы стали бить в основание этого слива, но всё равно не успевали. Спустившись друг за другом, солдаты откатывались по сторонам и рассредоточивались. Мы побежали в сторону немцев, к опорам железнодорожного моста, разогнали их, разорвали провода, сняли ящики с взрывчаткой.
- А пулемёты подавили?
- Стрельба ещё продолжалась. И вдруг – тишина, вообще, тихо-тихо: на железнодорожный мост по рельсам выезжает наша тридцатьчетвёрка. Высота, напоминаю, метров 40. И вот он потихонечку-потихонечку идёт. Никто не стреляет! Немцы замерли: смотрят, что будет. Это был цирковой трюк. Мост, конечно, выдержал бы, но танковые гусеницы по железу скользят, чуть в сторону – и всё.
- Так и прошёл?

Пыль берлинских развалин

- Так и прошёл! Следом за ним сапёры сразу стали стелить какие-то доски, ещё чего-то; мы и двухсот метров не отошли, как они уже начали работать. Далее наткнулись не то на землянку, не то на огневую точку, откуда немец попытался стрелять, но ему туда сунули гранату и все остановились посмотреть – что там осталось. Тем временем сапёры уже на мост досок нашвыряли и пошла вся бригада.
- Какой интересный случай.
- Потом этого танкиста, как нам сказали, представили к званию Героя Советского Союза.
 
Категория: В.М.Женко о войне | Просмотров: 2489 | Добавил: foxrecord | Рейтинг: 5.0/1 |
Всего комментариев: 2
2 foxrecord  

КАК Я БЫЛ МИЛЛИОНЕРОМ
Газета "Знамя" 1-06-2012

Как-то проходил мимо здания школы № 3 и увидел милую сердцу картину. Учителя вместе с учащимися и родителями школьников убирали территорию от накопившегося за зиму мусора, красили изгородь, белили оконные откосы. Давно не наблюдал такого.
За последние двадцать лет жизни напрочь ушел труд на пользу обществу. Стремление к стяжательству все больше и больше, как болезнь, заражает души людей. Деньги, деньги и еще раз деньги – таким стал смысл жизни…
Вспомнился один случай времен Великой Отечественной войны. Наш 66-й гвардейский Люблинский зенитно-артиллерийский полк дислоцировался в 100 км. к северу от Берлина в Нейштрелице. Городок небольшой с какой-то местной промышленностью совершенно не пострадал от войны. Только с одной кирхи сбита верхняя часть звонницы. В окрестностях валялись остовы сгоревших машин, подбитые танки и даже подбитый истребитель Фекке-Вульф-190. Зато Альтштрелиц, находившийся километрах в двух-трех, оказался совершенно разрушен авиацией союзников. Так и осталось для меня загадкой причина такого варварского уничтожения спального городка с красными черепичными крышами. В нагромождении битого кирпича, черепицы и обгорелых деревяшек кое-где оставались искалеченные домики, по которым можно судить о былой красоте этого поселения. Лето 1946 года выдалось погожим, редко перепадали дожди и вид мертвого города на фоне окружающей его парковой зоны, действовал удручающе. По совету дивизионных разведчиков я и Женя Манюгин отправились туда на поиски брошенных велосипедов. Мода на них появилась у солдат и офицеров. Рассматривая развалины, мы увидели группу уцелевших домиков, к которым и направились, преодолевая груды строительного мусора. Среди развалин попадались какие-то провалы, видимо, бывшие погреба. В один из коттеджей я проник. Внутри битые стекла, разрушенные печи, исковерканная мебель. Все покрыто слоем пыли от штукатурки. Но почти полностью сохранилась лестница на чердак. Крыша худая, кругом паутина, разбитая черепица и какое-то тряпье. В одном углу обнаружил кучу, накрытую брезентом. Так не хотелось пылиться, но мысль, что в этой куче валяется велосипед, заставила меня осторожно стащить ткань. Под ней старая одежда и обувь и еще что-то похожее на ящик. Чихая и кашляя, раскидал тряпье. На досках стоял сундучок. Такой красивый, с художественной ковкой, висячим замочком и откидной ручкой-скобой. Размером примерно шестьдесят на сорок и высотой тридцать сантиметров. Крышка закругленная, не сундук, а произведение искусства! Замочек-игрушечка быстро открылся. Стоило только ударить сверху каблуком. А внутри…
Никогда в жизни не видел такого количества денежных купюр. Пачки стомарочных рейхсмарок битком уложены в сундучок. (В 1945 году в обращение ввели окуппационные марки. Небольшие купюры 5х8 см синего цвета, рисунок не помню. Рейхсмарки из обращения изъяли. И практически мне они не попадались. А тут толстые пачки денег, стянутые черными резинками). Сразу же мелькнула мысль: «Сколько же лет собиралось это богатство?» Ведь население Германии во время войны жило далеко не богато. Все продукты по карточкам и нормы низкие. Даже зажиточные крестьяне продукты сдавали государству, а себе оставляли только то количество, которое положено по норме для всех. За исполнением этого закона строго следили особые сельские комиссары. Забить свинью бауэр мог только в присутствии этого комиссара. Все тут же отправлялось на базы, в том числе и субпродукты. Хозяин получал только то, что положено на семью на определенный срок. Хозяйством занимались насильно привезенные иностранцы, в том числе и русские. Их содержали впроголодь. Следовательно, решил я, такое количество денег нажито нечестным трудом. Хозяин - какой-то «кровопиец-эксплуататор». Позвал Женю, он копался где-то в соседней развалюхе. «Гляди, -кричу, - как революционеры разбрасывали листовки в 1917 году» И стал, сдирая резинки, выбрасывать купюры из слухового окошка.
Прокопавшись в развалинах еще часа два, мы ничего нужного нам не нашли и запыленные вернулись в полк. Через неделю или дней десять нам зачитали приказ по группе оккупационных войск в Германии, что изымаются из обращения оккупационные купюры и возвращены рейхсмарки. А я их разбросал, наверное, миллион! Но никакого сожаления ни я, ни мой товарищ не испытали. На мелкие солдатские расходы нам хватало денежного содержания. Я числился командиром СУМ-17 (самоходная установка со счетверенным зенитным пулеметом) и получал более пятисот марок. А купить-то просто нечего, кроме часов фирмы «Гросс-Конф», которые стоили всего 15 марок. Их никто и не брал, сущая дрянь. А пиво стоило пятьдесят пфенингов литр, шнапс – немецкая водка, хуже самогона – сорок марок бутылка. В Союз везти рейхсмарки запрещалось. Они на наши рубли не обменивались. После демобилизации деньги мы отдали остающимся товарищам.

В. Женко

1 foxrecord  
Хочу показать небольшую коллекцию фронтовых рисунков Василия Александровича Николаева. С началом Великой Отечественной войны художник остался в осажденном Ленинграде, разделив с его защитниками драматические испытания, выпавшие на долю блокадного города.


Все его рисунки посвящены бойцам Ленинградского фронта, поэтому Владимиру Митрофановичу этот солдатский быт должен быть очень знаком, а, учитывая, что он тоже на фронте занимался художественными делами, мне особенно интересно разместить эту ссылку - Фронтовые рисунки В.А.Николаева

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Главное меню сайта
  • Главная страница
  • Информация о сайте
  • Каталог статей
  • Каталог файлов
  • Фотоальбомы
  • Мысли вслух
  • Наши консультации
  • Гостевая книга
  • Форум
  • Игры
  • Веб-камера(Обр.связь)
  • Радио Surf
Разделы дневника
История родных мест [70]
В.М.Женко о войне [6]
Гитары советской эпохи [9]
Сам себе мастер [6]
Вспоминая друзей [5]
Из студенческой жизни [8]
Вам бы тут побывать [8]
Необъяснимое [2]
Уши, лапы, хвост [3]
О музыке и не только [2]
С улыбкой [2]
По немногу обо всём [1]
Форма входа
Календарь
«  Декабрь 2012  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
     12
3456789
10111213141516
17181920212223
24252627282930
31
Поиск
Друзья сайта

Мои фотоальбомы
Случайная фотография

Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 1077
Мой канал на YouTube
Помощь на оплату
хостинга
Добавить в закладки


Copyright MyCorp © 2024

Рейтинг@Mail.ru