Родился я в 1923 году 5 апреля в крестьянской семье, многодетной, восьмым ребёнком.Старшая девочка умерла ещё грудным ребёнком и нас осталось восемь человек детей. Жили в одной хате построенной из брёвен на земельном участке в 16 гектар, занимались земледелием и водили скотину: 2-3 коровы и телята, 6-7 овец старых с их ягнятами. Пара лошадей и куры. Примерно половину этого участка распахивали под посевы ржи, овса, ячменя и других посевов. Остальная часть участка заросла лесом и кустарниками, где пасли скотину и заготавливали дрова. Начиная с дошкольного возраста мы с братом Фёдором пасли скотину. Я был у него помошником. В школу я ходил за 4 версты ежедневно по бездорожью и в дождь и в стужу.Никаких пенсий и зарплат тогда небыло.Деньги добывали только если есть что продать для выплаты налога и самого необходимого. Для освещения покупали керосин, а если керосин кончался, то жгли лучину. Одежду и обувь шили сами из овечьей кожи. Из шерсти вязали носки и варежки. Ходили и в лаптях.Зимой мать и сёстры пряли лён и ткали холсты, и из них шили нам рубашки и штаны, всё делали сами.К началу тридцатых годов началась коллективизация. Отец не хотел вступать в колхоз.
Его обложили большим налогом, который он не мог выплатить. И у нас отобрали всю скотину и дали ему 6 месяцев принудработ. Он отработал и с этого времени заболел, а 2 мая 1932 года его похоронили. Мне тогда было 9 лет и я пошёл работать в колхоз, так как старшие братья и сёстры из дома разъехались на свои хлеба. У нас остался самый старший Фёдор, ему тогда было 16, он тоже работал в колхозе. Работал я сначала погонщиком т.е на лошадях возил навоз на поле и выполнял другие перевозки, а потом а потом и другие работы: прополка льна и сенокошение, молотьба, и возил всякие заготовки, которые государство накладывало на колхоз. Приходилось таскать мешки с зерном, которые были для моего возраста слишком тяжёлыми. Платили нам в колхозе плохо, писали трудодни, а на трудодни давали очень мало. В основном жили со своего огорода, основной продукт у нас был картошка, а хлеб, если и был, то с примесями картошки или чего другого.
Моя сестра Ксения тогда работала парикмахером в г. Ярцево и уговорила меня идти к ней учеником. И я согласился и проработал там три месяца, а потом ушёл, эта работа не для меня. После я снова работал в колхозе, но куда-то надо было уходить т.к Фёдор оженился и кроме Фёдора и его жены ещё были сестра Ольга, младший брат Сашка и мать. В зимнее время негде было и переспать. А в это время мы свою хату перевезли с участка в деревню, ближе к колхозной ферме. Это был 40-й год. Наше правительствоИздало указ создать школы трудовых резервов, готовить кадры для промышленности и строительства. Мы с моим другом Столяровым Владимиром обсудили этот вопрос и попали в школу ФЗО строительных работ в г.Вязьму Смоленской обл. и проучились там 6 месяцев и весной 41 года направили на работу в г.Тулу на строительство какого-то военного объекта. Жили в фанерном городке т.е в бараках, сделанных из фанеры. Там было очень много клопов, которые не давали спать. Иногда клопов травили газом, и тогда мы спали на крышах бараков. Всё это было в Пролетарском районе г. Тулы.
Когда началась война и немцы стали быстро занимать нашу территорию, особенно в направлении на Москву, то в Туле стали создавать истребительные батальоны из комсомольцев и молодёжи для обороны города. Однажды мы пришли на работу и на табельной доске были приколоты бумажки – на моём и Володькином. Там было написано, что бы мы пришли в райком комсомола – и мы пошли. Когда пришли, то в одном кабинете принимала женщина в военной форме. Она задала мне вопрос: «Ты трус?»Я сказал, что я не трус. Потом она спросила: «Ты немцев боишься?» Я ответил, что я немцев ещё не видел, и не знаю, боюсь я их или нет. Дальше она спросила: «Ты добровольно пойдёшь защищать свой город?» Я ответил словами из сталинской конституции: «Защита отечества есть священный долг каждого гражданина СССР»
После чего она записала меня добровольцем, а потом и Володьку тоже.Вначале мы продолжали работать, а после работы шли на занятия по военной подготовке, изучали вооружение. Потом нас переселили в помещение в виде казармы и освободили от работы. Мы стали заниматься военным делом и следить за светомаскировкой в ночное время. А потом выезжали в районы Тульской области для задержания диверсантов, которых забрасывали немцы на парашютах, чтобы создавать панику среди населения. Такие поездки были в Одоевский, Чернский, Белёвский, Плавский районы. В Белёвском районе нас бомбил немецкий самолёт и обстреливала артиллерия. Мы занимали оборону. Потом нас сменила другая часть, а нас вернули в Тулу, где строили оборону у Рогожинского посёлка. Копали траншеи оборудовали огневые позиции. Один день копали противотанковый ров вместе с мирным населением левее Ясной поляны. В последний день перед приходом немцев к нам прилетел и разорвался снаряд к концу дня, В наступившую ночь мы дежурили в своих окопах. Всю ночь лил дождь и было холодно. Наутро нам на рассвете привезли завтрак и по сто грамм.
Только мы успели позавтракать, как появились танки левее Косой горы. Они шли прямо на построенную нами оборону и били по нашим окопам. Мы тоже открыли огонь и нас поддержала наша зенитная артиллерия, которая была предназначена для обстрела самолетов при воздушных налетах. От разрывов немецких снарядов уже горело несколько домов в поселке сзади нас.Наших военных частей я не видел. Говорят, что в это время выходили из-под Калуги и с Оки, и если бы мы не задержали немцев под Тулой, то они могли быть окружены.
Когда немцы поняли, что здесь им пройти не удастся, они повернули вправо и стали продвигаться на большем расстоянии от нас и наш огонь из стрелкового оружия был малоэффективен. Им удалось обойти нас слева и войти в поселок , который левее и впереди нас. Нам нужно было быстро перебежать напрямую в посёлок, чтобы преградить им продвижение дальше.Когда прибежали в поселок, то немцев не было видно и бой затих. Мне и ещё одному парню сказали занять оборону в одном из домов и не пропустить их, что мы и сделали. Я стал наблюдать через открытую форточку, а он в другую. Прошло не много времени, и я увидел в соседнем доме метрах в 20 от меня через дощатый забор пятерых немцев. Они были на крыльце соседнего дома и были видны мне до пояса. Все они были с автоматами, о чём-то разговаривали на своем языке не подозревая о нашем присутствии. Я сначала испугался, а потом взял себя в руки и прицелился через открытую форточку, выпустил в них 5 или 6 патронов из своей полуавтоматической винтовки СВГ- И они исчезли, попадали вниз. Мой парень прибежал ко мне из соседней комнаты, где он наблюдал в другую сторону. Мы думали, что сейчас подымут в воздух вместе с домом, но всё было тихо и спокойно. Через некоторое время стемнело и были развешены ракеты на
парашютах и было светло, как от электрических фонарей.
На следующий день шел бой в поселке. Шла пулеметная и автоматная стрельба и рвались снаряды.Так продолжалось несколько дней.
Однажды меня послали с донесением на командный пункт. И когда я вышел,то на меня
обрушился шквал огня. Пули падали под ногами и с боков, подымая столбики земли. Я старался укрываться от них за всякими строениями и так добежал до КП рабочего поселка и отдал донесение, и мне велели отправляться назад. На обратном пути меня также сильно обстреливали. Не успел добежать я до того дома, откуда меня посылали и меня обдало жаром и я подумал, что меня убило,но когда немного полежал понял, что живой и хотел до дома доползти, но правая ного меня не слушалась, разрывная пуля пробила мне бедро правой ноги. А когда меня втащили в дом и открыли рану, то я подумал, что остался без ноги. Рана была большой, черной и глубокой.
Меня перевязали и отправили в медсанбат, а потом в госпиталь. В это время стало уже темно. На второй день недалеко от госпиталя стали рваться снаряды и нас стали отправлять на машинах на Ряжский вокзал, погрузили в товарные вагоны, прицепили к составу который вывозил станки из Тульских заводов. Так нас довезли до Узловой и отцепили. Здесь мы простояли двое суток, нужны были перевязки и не было никакого питания. Сопровождающая нас женщина садилась на рельсы и плакала. Наконец наши вагоны прицепили к другому поезду и привезли в Тамбов, где нас встретили хорошо. Там мне обрабатывали рану, удаляли оставшиеся мелкие осколки от разрывной пули, а через несколько дней погрузили в санитарный поезд и отвезли в Узбекистан за Ташкент в город, который назывался Киров – это по русски, а по узбекски не знаю как. Скорее это не город, а кишлак, который находился в Ферганской долине. Там я пролечился до 11 января 1942 г.
От туда мне дали направление в г. Акмолинск. В Казахстане, где формировалась 29 стрелковая дивизия в г. Караганде, а наш 128 стр. полк этой дивизии в Акмолинске.
Получилось так, что в госпитале не оказалось моей одежды – фуфайки и ватных брюк, и меня одели в старую фуфайку и летние брюки и пилотку и больше ничего. А зима в 41-42 г..была очень холодная и тем более в Сибири и Казахстане. Ехал через Алма-Ата, Чемкент, Джаркент, Новосибирск, Омск, Петропавловск и в Акмолинск – путь очень длинный и я сильно замерзал, а когда прибыл на место , то здесь тоже не лучше нас разместили в бараки, где были разбиты стекла и поломаны печи. Постепенно эти неполадки устранили, начали ходить на тактические занятия в поле. Я обморозил всё лицо и шею. Потом меня от занятий временно освободили до получения теплого обмундирования. Я писал списки вновь прибывших, т.к там шла мобилизация, составлял форму 2. Выполнял работу ротного писаря. Я был определен в минометный расчет заряжающим 83 мм минометов. На Фронт мы выехали в начале марта. Приехали в Тульскую область и выгрузились на ст. Волово..После зимнего наступления на Московском направлении фриц стоял на расстоянии 250-300 км от Москвы. Было затишье, шли бои местного значения. С наступлением весны немцы начали собирать свои силы на юге страны, подготовили мощный удар на Сталинград и Северный Кавказ.. У них были хорошо вооруженные дивизии, механизированная мощная военная техника, танки, авиация. Нашу 29 стр. дивизию подняли по тревоге, погрузились в вагоны и отправились под Сталинград. Мы выгрузились на ст. Жутово за Сталинградом и стали выходить на Дон. Очень сильно действовала немецкая авиация, бомбили и обстреливали нас из пулеметов, днем двигаться было невозможно, только ночью. Нашей авиации почти не было, да частей наших было мало. Когда мы прибыли на Дон – это 70 км от Сталинграда – то немецкие войска были еще на правом берегу Дона. Мы заняли оборону по левому берегу в кустарниках, 9 наших минометов были пристреляны по правому берегу.Командир минометной роты лейтенант Деев приказал мне залезть на дерево и наблюдать за появлением немцев, что я и сделал. Ждать долго не пришлось, вскоре появилась большая колонна немецких машин , артиллерия, пехота, а так же везли понтоны. Деев сменил меня на дереве, подпустил немцев к пристрелянному месту и приказал открыть беглый огонь из всех девяти минометов. Результат был впечатляющий.
Колонна была разбита почти полностью. Позднее немцы переправились через Дон южнее и севернее нас и нам пришлось отходить, т.к нас брали в кольцо. Отходили ночью, а днем вступали в бой. В дальнейшем нашему полку было приказано зарыться в землю и преградить дальнейшее наступление немцев для того, чтобы другие полки дивизии могли
отойти и занять оборону у самого города Сталинграда. Наш полк стал полком прикрытия. Нисмотря ни на что он должен был остановить наступление немцев, что мы и делали недели полторы., пока у нас были боеприпасы. Когда кончились боеприпасы было принято решение отходить ночью к городу и мы шли до тех пор, пока немецкие танки не зашли нам в тыл и встретили нас своим огнем. Мы вынуждены были занять круговую оборону на месте. В это время налетела немецкая авиация и они бомбили нас в степи на протяжении часа или больше. Когда кончилась бомбежка, то другие танки двинулись на наши окопы и стали их уничтожать. Погибло много наших бойцов и много забрали в плен.
В момент нашествия танков я находился в дальнем углу нашей обороны и мне и некоторым другим бойцам удалось уйти и укрыться в степи в бурьянах. Немцы больше не наступали, а к вечеру мы стали собираться в одну группу и решили прорываться ночью. Ночь была очень темной и мы куда не пойдем везде немцы. Наутро мы залегли в бурьянах в небольшой лощине. Кругом ездили немцы на мотоциклах и машинах и нас обнаружили.
Выехали два Фердинанда и один из них открыл по нам огонь с близкого расстояния. Один снаряд разорвался по близости от меня и ранил меня в бедро левой ноги.Когда я пришел в себя то надо мной стоял немец, в одной руке держа пистолет, в другой гранату, а мои друзья стояли у одного из Фердинандов обезоруженные. Немец взял мой автомат и разбил его о гусеницу танка, а меня приказал положить на крыло над гусеницей и помчал по степи.Я что есть силы удерживался, что бы не упасть под гусеницу. Потом меня переложили на повозку и наш ездовой – пленный – отвез меня на то место, где собирали пленных, там была площадка, огороженная бинтом и меня туда положили. Немцы объявили, что если кто посмеет переступить через бинт, то будет застрелен без предупреждения.
На следующий день раненых погрузили в машины и перевезли в станицу Цимлянскую на Дон и поместили в большом сараетс высокой и дырявой крышей и щелями в стенах. Перевязки иногда делали наши пленные сестра и врачи, стиранными бинтами. В ранах заводились черви, они грызли очень больно. Кормили нас похлебкой жидкой из горелой пшеницы два раза в день. Иногда давали кусочек хлеба в два пальца, но он не был похож на хлеб.Очень хотелось есть, но нечего. Иногда набирали людей на машину и выздоравливающих и везли в рабочий лагерь и среди наших шли разговоры, что в рабочем лагере лучше, там можно чего то достать поесть и я решил пристроиться к этой группе людей , которые уезжали. Обут я был в один ботинок, другой остался на ьесте ранения. Когда нас привезли в лагерь я увидил жуткую картину. Дело было уже к осени, наступали холода. В лагере раздавали похлебку, голодные люди лезли к кухне протягивая
котелки, банки и просто пилотки, чтобы получить порцию, мешая повару разливать. Повар бил их черпаком по голове, но они не успокаивались. Вдоль колючей проволоки, которой был огорожен лагерь, среди степи, лежали больные дизентерией и тифом.
Машина на которой нас привезли стояла у ворот и на неё сажали больных и я снова поспешил на машину и мне это удалось и я приехал снова в тот сарай и некоторое время находился там. Потом стали набирать группу в Ростов, я пристроился и туда. Нас посадили в баржу, на дорогу дали по буханке хлеба и мы поплыли по Дону. В Ростове нас поместили в бараках и там я был до полного заживления моих ран. Условия были примерно такие же, только в настоящих бараках. Здесь мои раны зажили окончательно.
И меня лечащий врач, который оказался врачем нашего 128 полка пригласил работать санитаром в этоь же бараке. Ухаживал за больными, мыл полы, разносил обеды, приходилось и выносить трупы, ими там была заполнено большая траншея. Работал до тех пор, пока не заболел тифом и меня поместили в тифозный барак. Сколько я там пролежал – не помню, я был без сознания, только помню как по весне однажды я хотел выпрыгнуть в окно, а меня кто то удерживал, и я угрожал фашистам. За время болезни я совершенно исхудал и ослаб. У меня остались одни кости и шкура, в зеркале сам себя не узнавал.
Перед приходом наших в Ростов здоровый немец с переводчиком делал обход больных и когда подошел ко мне, ему переводчик сказал, что этот кранк и что ему будет капут. Немец одобрительно покивал головой и сказал Я,Я,Я и ушел. Однажды я услышал разговор, что немцы ушли и нас не охраняли. Попытался подняться, и это получилось.
Я стал по над стенкой пробираться к выходу и вышел и даже не одел шинель, а в одной куртке. Когда вышел, то увидел, что ворота открыты и немцев нет. Ходил я очень плохо.
Было начало весны и дул сильный ветер. Я подскользнулся и упал и сильно ушибся головой, лежал, пока мне не помог встать какой то старичек. И он завел меня в ближайший барак в одну из комнат. Там женщина топила печку и ме6ня посадили возле плиты. У меня была масса вшей, и когда стало тепло они повылазили на верх одежды. Женщина дала мне кусок какого то холодца, я съел и ушел. Некоторое время я ходил по поселку, и иногда чем то кормили и даже в одном из домов меня искупали в корыте и постирали одежду. Когда узнал, что в Ростове есть сборный пункт, куда собирают мужское население я сразу же пошел туда и меня определили в госпиталь, который находился в тех же бараках, на нарах, которые были при немцах. Я не мог там быть, тем более, что раны мои зажили. Я снова ушел оттуда опять на пересыльный пункт. Там мне сделали мед. комиссию и когда раздели, то удивились моей худобе и снова отправили в другой госпиталь где были матрацы. Я пролежал там дня два и снова ушел на сборный пункт. Там набрали группу человек сорок, дали по буханке хлеба и направили под Матвеев Курган в 79 стр бригаду. Там остановился фронт. В Матвеев Курган я шел целую неделю, расстояние там было 70 км.И пришел туда один. Все люди выходившие из Ростова куда то подевались. Наверное ушли по домам. Там я нашел штаб 79 бригады и зашел доложил начальнику штаба полковникуо о том, что красноармеец Буренков прибыл в Ваше распоряжение в составе маршевой роты.Тогда он спросил- где рота? Я сказал, что не знаю. Тогда он рассмеялся и долго хохотал сидя за столом и направил меня в пулеметную роту на передний край. И я стал пулеметчиком, дежурил у пулемета на передовой, при необходимости стрелял по появляющимся целям, охранял ЖД мост через речку, что бы не взорвали немцы.
Была весна. Сырость, бездорожье, плохое снабжение продуктами и всем необходимым и после перенесенных мною болезней я чувствовал себя слабым и было очень тяжело.
С наступлением тепла положение улучшилось, появились американские продукты, шпик, колбаса в банках и тушенка, кроме этого бригаду отвели на пополнение в деревню,
Где мне посчастливилось достать пшеничной крупы половину вещевого мешка и это было большим подспорьем к солдатскому пайку. И с этого времени я стал набирать силы.
Наша 79 бригада после пополнения стала называться 221 дивизией, а полк 625 и я был снова переведен в минометную роту. На фронт мы выехали в Ворошиловоградскую область и заняли оборону на берегу реки Миус – это где то недалеко от Краснодона. Некоторое время вели оборонительные бои, а потом пошли в наступление и прорвали фронт. Когда мы бежали в атаку мне под ноги упал снаряд, зашипела земля от раскаленного металла, но снаряд не взорвался. Мы продвинулись вперед километров на тридцать и фронт остановился у Саур-могилы. Это такая высокая сопка на Донбассе, где были немецкие укрепления и их нужно было взять. Были случаи, что жизнь оставалась на волоске. И вот однажды, когдо мы вели из миномета огонь по наступающим в психическую атаку пьяными фашистам разорвался возле нас немецкий снаряд и меня еще раз тяжело ранило, а двоих моих товарищей убило. Бой продолжался и я лежал до самого вечера, а вечером меня подобрали санитары и отвезли в госпиталь в Старый Оскол где я пролежал несколько дней. Мне делали чистку ран под наркозом, а потом перевели в Сталинградскую область на ст. Трубникая, еще через некоторое время эвакуировали в г. Баку в Азербайджан. У меня получилось загноение и одна рана не заживала.Там мне удалили еще один осколок. Когда выписали из госпиталя, то отправили на Ленинградский фронт в381 дивизию 248 отдельный противотанковый истрибительный дивизион.( сокращенно ОИПТД) 76 мм пушек. Через некоторое время нас оттуда сняли, погрузились в эшелон и направили под Смоленск, который был еще у немцев.Выгрузились мы на ст. Присельская. Это в 15 км от моей родной деревни Зуево. Я отпросился у своего командования с большим трудом и по весеннему распутью и бездорожью добрался до своей деревни, которую фашисты сожгли почти полностью, и наш дом в том числе.
Родных моих никого не было. Их угнали немцы при отступлении в Белоруссию.
Когда я вернулся в свою часть нас снова отправили на Ленинградский фронт, где и воевали все лето 1944 г. Разбили фашиста на бывшей линии Маннергейма и реке Вуоксе
(Финляндия) .Капитулировал безоговорочно.
Потом снова по железной дороге приехали в г. Остров Псковской обл. и переправились на паромах через Чудское озеро в Эстонию. Прошли города Тарту и Пярну. Потом так же поездом переправились в Польшу., Выгрузились на ст. Остров Мазовецкий, там невдалеке был фронт на реке Нарев был плацдарм и наша 381 дивизия этот плацдарм расширяла и наступала дальше по территории Польши и Восточной Пруссии. В это время я заболел, меня замучили чирьи и высокая температура. Меня отправили в полевой госпиталь в Польше, который находился в лесу в палатках. Там я пролежал один месяц и больше в свою часть не попал, меня отправили в запасной полк , а оттуда в учебное подразделение на фронтовые курсы младших лейтенантов.Когда мы заканчивали учебу закончилась война. Наши курсы расформировали и через некоторое время нас отправили в военные училища. Я попал в Тюмень. Училище называлось Таллиннским, т.к оно было в начале войны эвакуировано из Таллина.В училище я пробыл год, а потом отказался, состояние здоровья не позволяло выполнять те требования, которые к нам предъявляли, сказали свое слово ранения. Меня отправили в Новосибирск в 199 отд. Батальон и я всю зиму возил на лошадях генерала Белова, а в апреле 1947 г демобилизовался и приехал в Узловую т.к у меня здесь до войны и в войну работал на шахте брат Иван Никитич. К этому времени сюда приехали и уже работали на шахтах братья Федор, Сашка, сестра Таня и мать тоже была здесь. Сначала жили у Ивана. Федору дали комнату в бараке и я тоже перешел к нему. В это время мы познакомились с Марией Ивановной, которая только что приехала из Щигоревки и решили пожениться. Это было в 1948 году Потом мы заняли проходную комнату в финском доме и прожили там до 1956 г.и купили дом на том месте, где сейчас живем. Дом нам показался ненадежным и мы решили перестроить его. В 1960 г заготовили кирпич и выложили стены кирпичные вокруг старого дома, а потом старый дом сломали и отделали новый, в котором и живем сейчас с 1962 г.
Работал я в шахте в лаве. Работа тяжелая и опасная. В то время нашу профессию называли сокращенно Раб. лавы. Отработал 27 лет и в 1973 году ушел на пенсию, а после этого еще отработал на винзаводе 13 лет. На этом моя трудовая деятельность закончилась,
Если не считать домашнее хозяйство , которым мы со временем обзавелись и содержали на протяжении 20 лет.
О том, что у меня имеются много мелких осколков и в легких тоже, я узнал спустя много времени после войны, когда ездил на курорт в Кисловодск..
Война для меня закончилась в немецком городе Кольберг на берегу Балтийского моря
В Померании, это северная часть Германии. За несколько дней до Дня Победы.
Это краткие страницы моей жизни.

Н.Н. Буренков